Ритуал

Мы остановились там, где у основания храма, или чем бы там ни было это сооружение, топорщились рваные края глубоких ран, проделанных мощными источниками, чьи потоки с шумом скрывались в недрах. Из одного клубами валили густые вонючие испарения, из другого доносились какие-то стоны, бульканье, аханье. Средний грот, самый широкий, хранил молчание и оттого казался даже более жутким, чем соседние.

«Это он», – донесся до меня, словно издалека, сигнал амулета. Надо полагать, он служил руководством к действию.

Я медленно прошелся по холодному и шершавому фундаменту строения, легко касаясь пальцами изъеденных ветром и временем столпов, вросших вершинами в небо. Вспомнились картинки из первого школьного учебника древней истории. Греция, Рим, Акрополь, Колизей. Всколыхнулось внутри что-то, похожее на грусть. Из всего многообразия архитектурных форм колонны привлекали меня больше всего, вызывая стойкие ассоциации с вечностью, временем и хрупкостью всего, за что мы цепляемся, лелеем, к чему привязываемся. Возможно, зодчий этого памятника обладал сходным мироощущением и оставил эти колонны как каменный символ тленности сущего, напоминающий тем, кто здесь оказался, о неизменном и неумолимом финале. Чтобы предстоящая дорога в преисподнюю не казалась им столь зловещей, как раньше.

Страх понемногу прошел, колебания тоже. Я застыл на краю раздающегося вширь и вглубь разлома, вглядываясь в зияющую тьму его разверстого зева. Никакого намека на то, что может ждать внутри.

– Мы должны туда спуститься? – спросила Таня, бесшумно подкравшись сзади и положив подбородок мне на плечо.

– Должны.

– И что это значит? – насторожился Саня.

Я постоял еще немного, собираясь с духом. Потом оглянулся, оскалил зубы в подобии ухмылки, призванной подбодрить друзей и скрыть мое собственное замешательство. И понял, что назад пути уже нет.

– Сошествие в ад сынов человеческих.

Сказав так, я шагнул вперед, на первую ступень, вырубленную в основании тоннеля, потому что шестым чувством уловил, что ярые колоски солнечных лучей уже тянутся из-за горизонта, исполняя танец смертного приговора нашей троице. И в следующий миг почувствовал на своем затылке живое дыхание спутников.

Глава 5 Пристанище в аду

На том свете отдохнем.

Русская народная поговорка

Густая безграничная мгла расступалась предо мной. Крутые ступени вели вниз; угол наклона был слишком опасен: одно неловкое движение – и я мог кубарем покатиться нон-стопом прямо в преисподнюю. Поэтому, ощупывая пространство перед собою одной рукой, другой я предусмотрительно сдерживал пыл моих спутников. Подгоняемые страхом, они готовы были ринуться вперед и сбить меня с ног.

Спустя несколько минут гул тяжелых липких капель, срывавшихся сверху, остался позади. Лед ступеней проникал сквозь мои промокшие мокасины прямо в кости. Мелкие мышцы стоп пыталась исковеркать судорога.

– Очень холодно, – шепнула Татьяна. – Может, дальше не пойдем?

– Здесь они нас достанут.

– Серый, а серьезно, куда мы идем?

– Это спуск в Аид.

– Ладно тебе юморить!

– Мне не до шуток. Говорю, что сам узнал.

Юдин промолчал. Спустя бесконечное множество ступеней (непривычные мышцы ног уже едва сгибались) появилось движение воздуха. Вскоре ветерок принес запах речной сырости. Наклон бесконечной лестницы делался все более пологим, идти стало легче, и мы прибавили ходу. Юдин даже обогнал меня. «Не лезь вперед батьки в пекло», – вспомнил я пословицу и усмехнулся. Ступени кончились, мы ступили на горизонтально уложенные каменные плиты. Тьма была по-прежнему непроницаемой, и мы взялись за руки, чтобы не потеряться. Где-то поблизости поплескивали волны. Отправившись на звук, мы обнаружили такое же необозримое, как и обступившая нас темень, пространство воды. Дно излучало легкое свечение, которое рассеивалось тут же, у поверхности водоема. Не могу описать то, что в этом месте было над головой: ни потолка, ни звезд, ни пустоты – ровно ничего. От воды веяло теплом. Саня попробовал глубину. Мелко. Хаотично хлюпались о плиты «набережной» мелюз-говые волны. Мы стояли, разглядывая рисунок камней на дне да бурые лохматые водоросли.

– Погреюсь, – сказал Саня и спрыгнул вниз, выше щиколотки погрузившись в прозрачные воды Ахерона. Стиксом река быть не могла, так как, по мифологическим воззрениям древних греков, а уж это область, где я себя считал докой, Стикс должна быть пронзительно-леденящей. А по выражению лица моего друга было ясно, что вода теплая, как в пруду-охладителе атомной электростанции.

Мы присоединились и, хлюпая ногами, побрели куда глаза глядят. Глубина росла очень медленно. Мы распугали стайку пиявок с плавниками; я наступил на что-то скользкое и извивающееся, стремглав удравшее прочь. Саня поднял на поверхность лапоть мха, приросшего к рассеянным повсюду голышам. Он светился в руке, и его свечение, казалось, проницает и кожу, делая ладонь прозрачной.