Ritual_2014

 - Пожалуй, это лучшая еда, которую я когда-либо ел, - сказал Хатч, когда все закончили. Тон его голоса был легче и теплее, чем днем.

 Люк хотел сказать, что никогда не стоит упускать из виду простые вещи, которые на самом деле имеют значение. Но передумал. Он сомневался, что кому-то в лагере еще интересно то, что он думает. Сейчас все испытывали рядом с ним неловкость. Он чувствовал это всякий раз, когда пытался заговорить с ними после стычки. Интуитивно ощущал исходящее от них напряжение, во время расчистки площадки для лагеря и установки палаток. Обе задачи выполнил большей частью он, но его усилия остались незамеченными. Вновь появившееся беспокойство, что его превращают в изгоя, перерастало в раздражение.

 Он закурил сигарету и снова задумался о том, почему стал крайним с момента их встречи в Лондоне шесть дней назад. Шесть дней? Казалось, что прошло гораздо больше. Он заглянул в пачку и прищурился. Осталось всего восемь сигарет, а потом он залезет в неприкосновенный запас табака для самокруток, 12,5 граммов "Драма". Без табака он сойдет с ума. Он в любое время променял бы еду на сигареты.

 Он занервничал и вздохнул. Что-то и вправду случилось с ним к тридцати годам. Что-то, отдалившее его от других людей, не только от друзей, но и от обычной мирской суеты. Он начал замечать, как переглядывались окружающие, стоило ему открыть рот. Как ухмылялись, когда он входил в офисы или на склады, где работал. Он нигде подолгу не задерживался и переходил на другую работу, тоже не приносящую удовлетворения. Его все реже стали куда-либо приглашать, а потом, когда ему стукнуло тридцать два, и вовсе перестали. Лишь слабые и незащищенные женщины, казалось, чувствовали себя комфортно в его компании, хотя питали к нему незначительный интерес, разве что видели в нем поддержку. К тридцати четырем он был одинок. Одинок по-настоящему.

 Еще в Лондоне и Стокгольме, перед походом, пока он не стал общаться с одним Хатчем, всякие попытки заговорить с коллективом рассматривались, как совершенно неуместные комментарии, либо просто игнорировались. Никто даже не пытался поддержать выдвигаемые им предложения. Чаще всего следовало молчание, а потом остальные трое снова возвращались к своей дружеской беседе. Он лишь мешал им своей речью. С самого начала похода над ним в лучшем случае подшучивали.

 То, что он настолько отдалился от своих старейших друзей, озадачило его и глубоко ранило. Это могло закончиться тем же, что случилось с ним в Лондоне, спустя несколько лет, проведенных в городе. Он знал, как город может изменить любого. А может, он всегда страдал фундаментальным разобщением с другими людьми, и не замечал этого в молодости? Он не знал ответ. Да и слишком устал, чтобы думать об этом, тем более анализировать. Да нахрен, что ему терять? - Дом, послушай. Сегодня утром... - Люк глубоко вздохнул.

 Лежащий в палатке Фил отвернулся в сторону, спиной ко входу. Хатч был все еще занят кипячением воды для кофе, но это напряжение казалось Люку почти невыносимым.

 - Извини, дружище. Я хочу сказать, что мне очень жаль. Я насчет сегодняшнего утра. Это было просто... неприемлемо.

 Какое-то время Дом не отвечал. И с каждой секундой молчания вокруг лагеря будто сгущался холодный воздух. Когда он заговорил, его голос был спокойным, - Что было, то было. Но засунь себе в жопу свои извинения. Мне они не нужны. И пока не встанет ребром вопрос нашего выживания, я не обмолвлюсь с тобой ни словом до самого дома.

 Люк посмотрел на Хатча, который недовольно поморщился и поджал губы, но продолжал заниматься приготовлением кофе.

 Люка бросило в жар. Голова закружилась. Его душили эмоции. Все накатило снова. Жалость к себе. Гнев. Сожаление. Горло сдавило, как при свинке, переполнив рот привкусом железа. - Ладно.

 - Ладно, так ладно. И клянусь, если подойдешь хоть к кому-то из нас снова, мало тебе не покажется.

 Они что, разработали стратегию защиты от него? Обсуждали его? Конечно, обсуждали. Когда он уходил на разведку. Драка была прекрасным поводом для прений.

 - Как будто ты не виноват. - В нем снова заговорил инстинкт. Тот ужасный инстинкт, который он едва мог контролировать, если чувствовал себя оскорбленным. Честно говоря, так было каждым утром в лондонской подземке, а потом большую часть дня на работе в магазине подержанных пластинок.

 - А? Разве я тебя провоцировал? На то, что ты сделал? Разве заслужил это? Психопат чертов!

 - Дом, - строгим тоном сказал Хатч.

 - Перестань, Люк, - сказал Фил. - Просто перестань. На сегодня хватит.

 - Да пошел ты, - неосознанно вырвалось у Люка.

 - Опять за старое, - сказал Дом.

 Люк глубоко вдохнул. Сделал паузу. Посмотрел на кончик сигареты. - Ты с самого Лондона меня достаешь. Думаешь, мне не надоело терпеть твои шуточки?

 - Ох, ты, бедняга, мать твою.

 - Зачем ты опять меня унижаешь? Зачем?

 - Завязывай, Люк, - сказал Хатч устало.

 - Почему? Почему для вас всегда слишком утомительно слушать меня? Я что, говорю что-то неуместное или глупое?

 - Может и так, - сказал Дом.