Феолески неудачно решила разрядить обстановку. Никто ей не ответил. Все звуки в этой тишине казались нелепыми. Что-то назревало, готовилось прорваться, как хрупкий росток цветка прорывается сквозь хранящее его семя. Казалось, протяни в темноту руку и сможешь дотронуться, погладить, приласкать. И установившееся спокойствие было хрупким, поджидающим. У меня клацали зубы, и я не пыталась делать это потише. Свечи зажглись сами по себе, вспыхнули десятки маленьких огоньков, разом озаряя комнату. Бледная, старающаяся не показывать, но насмерть перепуганная Феолески. Сосредоточенный, что-то прикидывающий Алдан. Отблеск свечей придавал что-то демоническое его эльфийской морде. Я клацала зубами уже так, что у меня грозило свести челюсть. Пусть тело боится, чего ему мешать, я-то сама не дрогну. Ильдар, стоящий странно смирно и тихо, будто вот-вот рухнет в обморок.
— Начинаем. — сказал эльф. Эта беспринципная, знающая на что идет сволочь, втянувшая в это и нас.
И мир вздрогнул.
Прямо передо мной, в пределах границы круга, появилась непроницаемая тьма. Она ничего не могла причинить нам, олицетворениям четырех стихиалей в этом ритуале, сейчас нас держали сами основы мира, но перед моим лицом будто разверзлась бездонная пропасть, и моя душа испуганно ухнула туда. Так вот, что там за гранью. Одна лишь темнота, беспроглядная, никогда не знавшая света, ненавидящая его. Она завораживала и зачаровывала, хотелось сделать шаг вперед и войти в нее, исчезнуть навсегда или стать единой с ней, но что бы там ни было, наконец прекратить это мучительное балансирование на грани. Можно было оглянуться назад и увидеть обычные стены, обычную комнату, но не хотелось оглядываться.
— А теперь ждите. Ждите и не смейте двигаться с места. — хрипло каркнул эльф, словно то одно единственное слово разорвало ему гортань.
В темноте зажигались звезды, маленькие белесые огоньки, они кружились, то вдалеке, то вблизи, скрадывая и искажая расстояния. Я стояла на самом краю, над бездной и не могла думать ни о чем, ничего больше не существовало, кроме этой прохладной темной зыби. Передо мной была сама вечность. Вечность, которая старше даже самого мира. Вечность, такая близкая, что ее можно коснуться. Не было ни дракона, ни мира, ни меня. И это было до странного хорошо…
Огоньков становилось все больше, они в темноте кружились как рой обезумевших мух, пытались добраться до наших лиц, но натыкались на грань круга и отступали, а потом взорвались в единой обжигающей вспышке. Темноты больше не было. В круге призыва стоял демон, и пространство искажалось, рвалось вокруг него. За его спиной виднелись огромные, желтоватые, высохшие от неведомого солнца поля, и жаром другого мира дышало в лицо. Демон злобно полосовал когтями воздух, рычал, пытался вырваться, но пространство не отпускало его, обволакивало, затаскивало сюда. А потом призрачное видение чужого мира за его спиной исчезло, и демон устало рухнул на колени, уперевшись большими мозолистыми руками в пол. Я смотрела на множество колец на его когтистых пальцах, широких, из какого-то красного металла, тускло поблескивающих в свете свечей, и чувствовала, как у меня медленно подгибаются колени. Сначала одно, потом другое. Они слабели, были будто из ваты, и ничто в мире не могло заставить их не сгибаться. Если точнее, я уже почти тела не чувствовала.
Демон резко вскинулся, будто и не было этой короткой передышки, и кинулся на Ильдара, дико зарычал, ударил кулаками, но невидимая граница круга держала, не давала коснуться. Некромант стоял, уставившись в пол, и что-то тихо шептал, возможно, просто беззвучно шевелил губами. Демон перевел взгляд на Риалис, рванулся к ней, от его рева закладывало уши. Потом кинулся на эльфа, бледного, как мел, будто постаревшего на несколько столетий, но все такого же на вид невозмутимого. Он даже не дрогнул, не моргнул, только испытующе смотрел на взбешенного делхассе, как смотрят на кусок мяса на рынке. Удачная покупка или нет. А затем демон перевел взгляд на меня.