Веофелий Саторски ненавидел меченых, этих полузверей, полубезумных тварей, насколько может ненавидеть их тот, кто много раз видел последствия прорыва разбушевавшихся демонов. В магистрате он не работал, но сотрудничать приходилось, и он видел столько жестокости и крови, что отвращение, лютая ненависть всегда шевелилась в душе при одном слове делхассе. Твари. Он ненавидел тех, кто вызывает демонов и даже само упоминание о делхассе. Если бы его старый враг Веласке, этот надоевший символ былого противостояния света и тьмы, хоть подозревал об этой его слабости, месть не составила бы для него труда.
Судьба всегда двигает жизнь по кругу. Саторски был в ужасе, когда узнал, что смешливая, самоуверенная девчонка, лазающая в его библиотеку, несмотря на все запреты, гордо заявляющая, что общалась с некромантами и совсем не боящаяся его… эта глупая малышка тоже вызывала демона. Удар о землю был ничто по сравнению с болью от этого знания. Тоже обречена. Тоже жаждет того, что никогда не достанется ей, сгорит в погоне за недостижимым. Совсем не это он желал узнать, проводя вакшассу. В ту неделю, когда он приютил ее то ли из жалости, то ли от скуки, он впервые почувствовал себя живым. Может, немного, но живым. Жизнь продолжалась и недоучке-драконологу Тай не было дела до старых смертей, жизнь бежала вперед и не было ничего запретного в том, чтобы тоже жить. Но чем больше получаем мы, тем больше наше разочарование. Он лежал на земле и думал, что как только боль пройдет, он обездвижит ее заклинанием и немедленно сдаст в магистрат или… Саторски впервые не знал, что делать. Он был растерян.
Когда он очнулся, Тай помогала ему идти, она извинялась, не зная, за что. И он понял, что не сможет. Не сделает того, что следовало бы, не сможет переступить через себя и навсегда перечеркнуть ее жизнь, все то, чего она могла бы добиться. Ему было жаль ее. И это обычное человеческое чувство, которое он уже давно не испытывал, жалость не к себе, а к кому-то другому медленно разъедало его изнутри хуже кислоты. Он просто не смог. Наверно понял, что не сможет причинить ей вреда, еще когда слушал, как она взахлеб рассказывала о своем драконе. Веофелий всегда считал себя слабаком, он предпочитал идти по пути наименьшего сопротивления. Проще было помочь ей справиться с меткой, тратя на это магические силы, это выматывает, но вытерпеть можно, чем выламывая что-то внутри остатков своей души, доложить на нее в магистрат.
Некоторые вызывают демонов, потому что выбора больше не остается. Ненавидя себя, он ввязался в это проклятое изгонение, хотя клялся, что больше никогда не сделает этого. Он не хотел, чтобы ему снова пришлось убивать. Но сообщить о ней властям не мог. Спокойно наблюдать, как демоническая зараза пожирает ее изнутри, тоже. Выбор был предопределен. Это только со стороны кажется, что есть множество решений, на самом деле дорога одна, с которой он не может свернуть. Он уже давно познал это. Если умрет и она, Веофелий просто себе этого не простит. С другой стороны, эти жалкие недоумки, которые и заварили эту кашу, его просто выводили из себя. Представьте, что меня нет, не лезьте с вопросами и сомнениями, вам повезло, что я вывел вас из состояния «куколки», хотя мог бы просто прибить или парализовать, хотелось сказать ему. Но его никто не слушал. Ильдар Маранэ очнулся раньше, чем он ожидал, и успел почерпнуть достаточно сведений от отца о том, кем является их гость. Саторски не был знаменит, но когда-то написал несколько теоретических трактатов по развитию темной магии. Еще когда у него было на это время и силы. А отец Маранэ вспомнил. И теперь Ильдар надоедливо пытался набиться ему в ученики и не упустить случай. Конечно, виновата еще и затуманенность сознания, но ему от этого не легче. Быть объектом чужой навязчивой страсти приятно только, когда тебя преследует прекрасная обворожительная красотка, а не бледный, застенчивый до коликов парень. Хуже было с Риалис Феолески, та как боевая курица постоянно наскакивала на него, если только предоставлялась возможность. А ведь еще эльф. Изгнанный эльф, с которым непонятно, что делать. И энергетический канал так просто не разрушить, он слишком связал себя с ними, и теперь половина резерва уходит на поддержание в проклятых адептах хотя бы видимости сознания. Влип ты, Саторски, влип. А все твое добросердечие.