Ритуал

Взяв свой поднос, она направилась к мусорному бачку; вторая провела еще несколько секунд в нервном исследовании стола и затем обреченно последовала за подругой.

Кэсси будто вросла в пол.

«Ладно тебе, подумаешь! Ну, попались те, кто как раз собирался уходить, и что с того? Не повод для расстройства…»

«А ничего, что они половину обеда в помойку выкинули! Это тоже нормально?!»

Совершив над собой неимоверное усилие, Кэсси подошла к следующему столу - на этот раз круглому, рассчитанному на шестерых. Одно место как раз пустовало.

«Не спрашивай, - решила она, - просто садись».

Она поставила поднос на стол, скинула на пол рюкзак и села. Она смотрела только на еду, сфокусировавшись на куске пепперони [10] в пицце.

«Что хочу, то и ворочу, и не собираюсь просить ни у кого разрешения».

Она не видела, что происходит вокруг, но не могла не слышать, как сначала стихли разговоры, а потом задвигались стулья.

«Господи, я не верю, не верю своим ушам - скажите, что это неправда, что это не со мною происходит…» Но «это» происходило именно с нею - кошмарный кошмарище, в миллионы раз кошмарнее, чем все резиновые змеи и мертвые куклы на свете…

Кэсси заставила себя оторвать глаза от пепперони и обнаружила, что все, кто сидел за столом, встают, берут подносы и уходят. Но, в отличие от двух милых малюток, они не собирались выкидывать ценные продукты в мусор, а просто пересаживались за другие столы, кто в одно место, кто - в другое, кто - в третье, лишь бы не с ней.

Лишь бы подальше от нее.

- Мам…

Глаза матери, занавешенные густыми ресницами, были прикрыты.

Кэсси не поняла, как досидела до конца уроков. Обстановка дома тоже не вселяла оптимизма: по словам бабушки, маме стало хуже. Не то, чтобы намного хуже - никаких причин для беспокойства - но хуже; прежде всего ей требовались покой и отдых, поэтому она приняла снотворное.

Кэсси посмотрела на темные круги под глазами матери: она и вправду выглядела больной, к тому же слабой, беззащитной и щемяще юной.

- Мам… - умоляла девушка голосом, жаждущим надеяться, но понимающим, что надежды нет.

Как только мать зашевелилась, лицо ее исказилось гримасой боли; слава богу, она тут же опять провалилась в беспамятство.

Помощи ждать было неоткуда; Кэсси приветствовали холодные пустыни одиночества.

Она развернулась и вышла из комнаты.

У себя в комнате она положила халцедон в коробку с бижутерией и решила больше его не трогать: слишком много удачи для одной юной девушки.

Скрипы и скрежеты старого дома опять не дали ей выспаться.

В четверг в шкафчик случайно залетела птичка «пьють-пьють, пьють-пьють», которая на самом деле оказалась чучелом совы: «У-у, у-у». Она зыркала на Кэсси круглыми желтыми глазищами. Дрожащей рукой девушка молча указала на страшилку случайно проходившему мимо смотрителю, и он без лишних разговоров забрал чучело.

А в этот день в шкафчике обнаружилась мертвая золотая рыбка. Измученная, но привыкшая, героиня соорудила кулек из листа бумаги и вытащила бедняжку из ее жестокого заточения.

В шкафчик в этот день Кэсси больше не заглядывала.

К столовой она тоже не приближалась, отдав предпочтение пище духовной: обеденный перерыв героиня провела в самом темном и дальнем углу библиотеки.

И именно здесь она снова встретила Ее. Девушку с сияющими волосами, златовласку, принцессу, о встрече с которой запуганная бедняжка уже и не мечтала. Да и шансов, скажем прямо, у нее не было - все последние дни Кэсси слонялась по коридорам словно тень, глядя в пол и не вступая в разговоры без чрезвычайной нужды. Она вообще уже плохо понимала, зачем ходит в эту дикую школу, просто больше идти было некуда. И, положа руку на сердце, встретив златовласку в один из этих дней, она скорее всего обратилась бы в позорное бегство - перспектива быть отвергнутой еще и Ею представлялась смерти подобной.

И вот из темноты библиотечного закоулка Кэсси неожиданно увидела свет - яркий, как само солнце.

Это были Ее волосы: Кэсси запомнила их именно такими - невероятно длинными и переливающимися. Девушка стояла лицом к абонементному столу, расположенному в противоположном конце зала, и общалась с библиотекарем. Златолунное сияние долетало до Кэсси и оттуда.

Ей страшно захотелось вскочить и подбежать к златовласке. И… и… потом… Будущее было туманно, а порыв практически не управляем: горло сжал спазм, глаза наполнились слезами. Неожиданно Кэсси осознала, что полдела сделано - она стоит на ногах. Вот она подбежит к девушке и потом… что потом? В голове вдруг возникла картинка из далекого прошлого: совсем еще юная мама обнимает дочку, промывает ободранную коленку, целует ранку, чтобы никогда, ни-ког-да больше не болело. «Не плачь, маленькая, до свадьбы заживет». Дом. Защищенность. Любовь.

- Диана!

К абонементному столу с громким смехом и притворным возмущением подскочила подружка.

- Диана, ты не видишь, сколько сейчас времени?! Давай скорее!

Одной рукой она помахала в знак «до свидания» библиотекарю, другой потянула златовласку к выходу - к Кэссиной погибели. Подруги подошли к дверям.

Подруги вышли.

Finita.