Ритуал

Боевые маги все без стеснительности, кто больше, кто меньше, робкие на этот факультет не идут. Когда выполняют какое-то задание, они абсолютно серьезно к нему относятся, само молчание и сосредоточенность, но в реальной жизни отрываются по полной. Я стояла рядом и с тоской ее разглядывала. Шхэн, кого только в демонологи не набирают! Я думала, будут участвовать только некроманты. Хотя да, эльф ведь тоже боевой маг… Как я прочитала, вызывать демона может любой, необязательно некромант, хотя в основном это темным магам поручают. Уж не знаю почему, может, заклинания у них особенные, может, из-за специфики их деятельности. Типа темное к темному.

Дверь закрылась. Феолески села, нагло развалившись, разглядывала меня, ковыряла стол, скрипела стулом, то и дело ухмылялась и, приложив палец к губам, с испуганным видом говорила:

— Тссс!..

Что странно, бесила она меня не очень, может, потому, что все это казалось фальшивой маской, а настоящей она была, когда с каким-то отчаянием раздумывала о своих делах в полумраке этого зала.

Феолески была такой же привлекательной для особей противоположного иола, как и я, так что даже хотелось в ней найти что-нибудь хорошее. Нет, любители специфики на нее, конечно, клюнут, но шансов на внимание эльфов и людских красавчиков никаких. С развитыми мускулами, более широкоплечая, да со спины она вообще за парня сойдет, но в остальном, самом важном, не очень-то щедро одаренная природой. Она была загорелой, лицо с веснушками, широкоскулое, упрямое. Ясные светло-серые глаза. Нет, пожалуй, она была даже красива, но слишком смахивала на парня. Но боевые магини как раз такими и должны быть. Те, одетые в одни ремешки девы с распущенными длинными волосами, которых печатали на обложках приключенческих книг, были такими же боевыми магами, как… Впрочем, они могли быть боевыми магами, но не очень долго, а потом моментально становились не очень живыми боевыми магами или уволенными, лишенными всех званий. Вся Академия видела, как их готовят. Во внутреннем дворе боевые часто тренировались в драке на разных видах оружия, на случай, если у них закончится резерв энергии в пылу схватки. Они бегали, отжимались, орали, дрались друг с другом, и так с утра до позднего вечера.

— Пол-утра жду, когда ты явиться соизволишь, — сердито сказала Риалис. — А теперь пошли!

— Куда…

— Не кудахтай! Пошли. — Она потянула меня за рукав в коридор. Силы ей было не занимать, если бы я осталась на месте, спорю, рукав бы уже весело болтался у нее в руках.

— У меня-то понятно. А тебе зачем? — спросила я ее в спину.

— Ну ты, летунчик, даешь! Не на все подземелья же мне мою жизненную историю орать! — Она заржала.

— И много нас?

— Вот сейчас Алли притащится, и поговорим обо всем, летунчик. И подсчетами займемся.

Она достала ключ, открыла тускло-зеленую дверь, покрытую облупившейся, местами вздутой пузырями краской. В подземельях всегда непроходящая сырость. Мы вошли, Феолески, заскрипев пружинами, устроилась на кровати. Я села рядом.

— И где это мы?

— Летунчик, ты меня просто убиваешь. А догадаться слабо? Щас и парни притащатся.

Никогда раньше не была в комнате Ильдара и сейчас оглядывалась с любопытством. Тщательно застеленная вытертым тускло-коричневым покрывалом кровать, скрипящая от каждого движения, стылый, покрытый облезлым ковром пол, с десяток учебников, сложенных друг на друге в углу. «Некромантия», «Зомби, призраки, гули, неупокоенные», «Темная магия, 4 курс», «Проклятия», «Неупокоенные духи и избавление от них», «Поднятие мертвого», «Темные течения силы» и еще зачем-то «Хиромантия». Пара ни разу не горевших черных свечей, высушенные отрезанные звериные лапки, какие-то черные бусы, ритуальный нож и прочая некромантская гадость горой на столе. Окон, понятное дело, не было, не землей же любоваться, их заменяли дешевые копии знаменитых картин: изображения великих битв, полунагих дев и почему-то одинокого изломанного цветка в вазе. Разряженные магические светильники едва разгоняли темноту, некромант то ли любил таинственный полумрак, то ли просто забыл восполнить запас энергии. По комнате вообще трудно что-то сказать о человеке, особенно о нем, все было чистое, аккуратное, почти безликое. Но казалось, его одиночество, как невидимый, постоянный попутчик, словно все время молчаливо заглядывает через плечо.