Ритуал

Феолески зачитывала слова, демон нехотя повторял за ней, и снова было ощущение этой бескрайней тьмы вокруг, таившейся по углам, в тенях, отбрасываемых свечами, жадно ловящей их слова.

— Ты мне, Риалис Феолески, клянешься…

— Я тебе, Риалис Феолески, клянусь…

— Помочь мне отомстить Вахрану Леариди…

— Помочь тебе отомстить Вахрану Леариди…

— Так, как скажу я, тем способом, который выберу я…

— Так, как скажешь ты, тем способом, который выберешь ты…

— И месть не будет завершена, пока я не скажу достаточно…

«Заставлю помучиться…» — мелькнул отголосок ее слов. Похоже, тому, как она будет ему мстить, позавидуют пыточные камеры.

— Клятва завершена, — сказал Алдан. Он выглядел все более бледным, но в глазах застыло мертвое спокойствие.

Следующим был некромант.

— Ты мне, Ильдару Маранэ, клянешься…

— Я тебе, Ильдар Маранэ, клянусь…

— Помочь спасти моего отца…

Демон слегка помедлил, ухмыльнулся кончиками губ.

— Помочь спасти твоего отца…

Некромант первым протянул ему руку и вцепился в его ладонь так, словно демон был его единственным шансом, лучшим другом, соломинкой для утопающего.

— Клятва завершена, — сказал Алдан. — После того как будут исполнены все обещания, я перед ликом Равновесия клянусь, что делхассе будет возвращен в свой мир. Можете разжать руки.

— Два благородных пожелания о спасении и одна месть. А что ты пожелаешь, ушастый мальчик? Сравняешь счет в пользу зла или пожелаешь исполнить тоже что-то благородное?

Эльф пристально посмотрел на демона.

— Обратил ли ты внимание на то, чем заканчивается каждая клятва? Лишь я клялся отправить тебя обратно. Перед ликами Равновесия. Они нет. И если ты убьешь меня, ты останешься здесь навечно.

На морде демона ничего не дрогнуло, только цвет глаз стал еще более желтым, лютым.

— Загадывай, ушастый мальчик. И закончим на этом.

Алдан не читал слова клятвы, произносил по памяти, и его голос был без единого оттенка эмоций, ровный, сухой, как дующий в степи ветер.

— Ты мне, Аладани, лишенному имени, потерявшему свой дом, отрекшемуся от семьи, клянешься…

— Я тебе, Аладани, лишенному имени, потерявшему свой дом, отрекшемуся от семьи, клянусь…

— Принести месть…

Эльф назвал имя — длинное, с вычурными родовыми названиями, свойственными ушастым. Он говорил на родном языке, говорил долго, и в его голосе звучала затаенная, любовно выращенная, годами тщательно оберегаемая ярость. Чего у эльфов не отнимешь, мелочиться они не любят. Если война, так со всем миром, мстить — так демона вызвать.

Когда отзвучало последнее слово клятвы, делхассе выжидающе оглядел нас:

— Пора размыкать круг, детки.

— Вы уверены… а может… — Ну да, разве меня послушают. — Эй…

— Не трусь, летунчик, — буркнула Феолески.

— Но… а может…

Утешает, что, когда нас начнут убивать, я еще успею сказать: я же говорила… Так себе утешение.

Делхассе ухмылялся, он наслаждался моим страхом, как другие получают удовольствие от дорогого вина. Больше не нужно было сдерживаться, договор с демоном заключен, и эмоции прорвались, как вода прорывает плотину. Я позволила себе бояться, почти чувствуя от этого облегчение, и он затопил меня с головой, вцепился в загривок, словно с самого начала только и были — я и страх. По-моему, рядом с демоном это самое естественное, что может быть. Извращенец тот, кто не боится.

Инстинкт самосохранения ласково тянул меня к двери, подсказывая, что чем ближе я буду к выходу, когда выпустят демона, тем больше шансов, что однажды я увижу своих внуков. Алдан присел и неторопливо провел пальцем поперек меловой линии, уничтожая ее непрерывность. Демон яростно взревел, пощупал воздух перед собой и, не встретив сопротивления, перешагнул границу.

— Наконец! — рыкнул он и тут же резко направился ко мне. Я попятилась, он пошел следом, меня почти вмяло спиной в противоположную стену. Я вцепилась в ее прохладную поверхность кончиками пальцев, словно могла пройти сквозь нее. Знала б такое заклинание… От демона пахло высушенным на солнце сеном, что не вязалось с ощущением близкой смерти. Что-то он делал на этих полях, пока наш ритуал не вызвал его. Косарь шхэнов. Уберите его, хотела попросить я, но голоса не было. Он наклонился, пытливо уставился желтыми глазами, провел когтем по стене рядом со мной. Я увидела, как посыпалась деревянная стружка. Сейчас вырвет сердце, поняла я.

Заклинание молнии или пресс. Если отшвырнет, то может появиться шанс… но в башке было пусто, я не могла вспомнить ни одного знака силы. Только пустота, в которой, как навязчивая идиотская мелодия, повторялось слово: «убьет», «убьет», «убьет».