На фотографии сидели, обнявшись, Ритины родители – такие же, как сейчас, но на шесть лет моложе. Возле матери, положив руку ей на плечи, стояла девочка Рита – две косички, коротковатое платье и лицо такое, будто сейчас чихнет (так и случилось, когда фотограф щелкнул камерой). А со стороны отца, засунув руки в карманы джинсов, стоял мальчишка. Нестриженый, нахохлившийся вороненок, повыше и постарше девочки, но очень на неё похожий.
Рита тепло улыбнулась фотографии:
– Это мой брат Владик. Он погиб, когда ему было шестнадцать.
– Ну, вот. А говоришь, что одна у бабки, – как ни в чем не бывало усмехнулась Инга. Глотнула чаю, помолчала немного и, больно щелкнув Риту по носу, сказала, – А по поводу ритуала не беспокойся: тебе и не нужно особо разбираться, за всё отвечаю я.
– Да? Это хорошо.
Рита помолчала, уставясь пустым взглядом куда-то поверх семейной фотографии. Потом покраснела и, заикаясь, продолжила:
– Понимаешь, Герман, конечно, обманул меня, но он хороший… Просто ошибся: друзья у него дурацкие… Я не боюсь, что надо мной смеяться будут из-за того случая. Мне нужно, чтобы он стал таким, как прежде. Ему надо чуть-чуть помочь, чтобы он понял…
Рита расплакалась.
Инга отпила чаю, глядя на семейное фото и похрустывая вафлей.
– Не знаю, зачем он тебе сдался. Вы вообще друг другу не подходите. Он бабник, каких свет не видывал. Ты отличница и домашняя девочка. но если так хочешь – пожалуйста. Я к твоим услугам, – Инга картинно прижала руку с вафлей к сердцу и склонила голову.
– В том-то и дело: очень сдался, – Рита счастливо улыбнулась, смахивая слезы, – Кажется, я однолюб. А он скоро поймет, что любит меня.
Из прихожей послышались голоса Ритиных родителей. Они часто работали допоздна и домой возвращались вместе. Рита с Владом оставались с бабушкой, которая любила их настолько, что каждый раз брала на себя ответственность за их шалости и проступки. Вот и сейчас Рита вскочила и побежала к бабушкиным дверям.
– Мама,папа, привет! У меня подруга гостит, но бабуля разрешила. Правда, бабуль?
– Правда, – ответила из комнаты Анна Никифоровна, – Игорь, пусть Инга ночует у нас – у них с Ритой какое-то мероприятие. Наташ, я суп гороховый сварила: ты разогрей и убери кастрюлю в холодильник, чтоб не скисло.
– Ладно, мам, – Ритина мама прошагала по коридору в сторону ванной комнаты, мимоходом заглянув к дочери и посмотрев на стоящую у окна девушку, – Здравствуй, меня зовут Наталья Степановна. Скоро будем ужинать.
– Здравствуйте, – Инга слегка обернулась, – Спасибо, мы уже чаю напились, – и повернулась обратно к окну.
В октябре темнеет рано. Не так, как зимой, но Рите показалось, что сумерки сегодня наступили как-то совсем внезапно. Как только за окном зажглись фонари, Инга подтянула к себе рюкзак и принялась вынимать содержимое: черные и красные свечи, какие-то пахучие флакончики, завернутые в такую же бумагу, на которой Ритина мама печет печенье, небольшое настольное зеркало и целую кипу мятых черных тряпок.
– Уже? – с придыханием спросила Рита, повернувшись на шум за спиной, – Только половина восьмого. Я думала, что такие вещи делают в полночь.
– Можно и в полночь, – Инга подошла к письменному столу, за которым Рита последние полчаса работала в ноуте, – но сути это не поменяет. Так, для антуража.
Инга закрыла ноутбук и протянула Рите ком мятых тряпок. Рита почувствовала запах хлорки:
– Это зачем? Нужно будет что-то оттирать? Не кровь ли? – нервно хихикнула.