Ритуал прощения врага

Жанна похудела — диет не нужно, осунулась, щеки ввалились. Она подолгу смотрит на себя в зеркало — и не узнает. Чужая женщина глядит на нее из зеркала. Он меня убил, думает она. Он убил, но я не умерла. Или все-таки умерла? Кто я теперь? Звонит мама, звонит рыдающая Ирка, даже тетя Соня. Звонят с работы. Маме она отвечает, она из той жизни, где Жанна была еще жива. Мама тянет ее на выставку, в парк, в кино, она всегда была непоседой. Жанна испытывает пронзительное чувство любви к маме, любовь, сожаление и как бы удаленность — мать осталась здесь, а она, Жанна, — ушла за грань и бредет теперь в никуда. К светлой цели. Не смогу жить, думает она, стискивая кулаки. Жить, высматривая его в толпе…

Ирке, тете Соне и коллегам с работы она попросту не отвечает. Жанна слушает Иркины вопли на автоответчике, и ничто в ней не вздрагивает. «Ты была права, — рыдает Ирка по десять раз на дню, — он подонок! Он свалил в Непал, а ведь обещал в Эмираты! Жанка, ты где? Жанночка! И мобильник не отвечает! Обиделась? Мне хреново! Если бы ты только знала, как мне хреново! Жить не хочется! Нажрусь таблеток, пусть знает, засранец! Эй, ты где?»

С работы просят перезвонить, не могут найти файл. Они никогда не могут. Жанна и не думает перезванивать — все это так далеко, так мелко, не нужно! На что тратится жизнь…

Еще неделя. Пусто. Через пять дней заканчивается отпуск. Жанна полна решимости, ненависть клокочет в ней, в мозгу крутится навязчивая картинка — он оглядывается по сторонам и выбрасывает ее из машины. Она в своем белом плаще падает в грязь и мусор. С разбитым, окровавленным лицом, с изувеченными руками. Следом он выбрасывает пакет с продуктами и белую с золотым ключиком на цепочке сумочку. Осматривает сиденье — нет ли крови. Достает тряпку…

Снова внимательно оглядывается и уезжает. А она остается подыхать… Картинка крутится с назойливостью рекламного клипа. И все время новые подробности — вот он нагнулся, заглянул ей в лицо… Вот он оглянулся — острый взгляд, сжатые губы… Страшные глаза… Серые. Или желтые. Или черные. Пригладил седые волосы… Посмотрел на руки… Достал носовой платок, вытер лицо и руки. Взглянул на нее? Подумал… что? Или ни разу не взглянул? И ни о чем не подумал? Ей хочется кричать…

…Вечером — привычный уже коньяк. Наркотик, болеутояющее, отупляющее. Заканчивается отпуск. Миссия невыполнима.

Гора реклам и газет из почтового ящика. Вон! Выбросить завтра же. Почистить, помыть, выкинуть ненужное, начать новую жизнь. И продолжать искать. Без фанатизма. Жизнь длинная, успеется. Еще не вечер! Еще не вечер, черт подери!

Реклама, дешевый серый листок, купить — продать, опт — розница. Стоп! А это что? Услуги по розыску людей, установлению личности, поискам должников, утечке бизнес-информации… супружеской неверности… конфиденциальность гарантируется. Частный детектив!

Розыск людей!

Она тянется за мобильным телефоном. Водя пальцем по объявлению, набирает номер. Замирает, дойдя до последней цифры. Нужно подумать.

Макс смотрит внимательно, склонив голову. Все понимает, только сказать не может.

— Макс, что нам делать?

Он, шумно вздохнув, вскакивает и снова садится. Весь в сомнениях.

«А ты не могла бы наплевать? Меня тоже обижали, — написано на его морде школьника-отличника. — Все проходит, поверь, все проходит. Надо жить дальше».

Надо, кто ж спорит? Вопрос — как?

Жанна смеется — теперь их двое в лодке. Она и бывший беспризорный щен. Его обижали, ее — обидели. Она треплет его по голове, тянет за уши. Он радуется, прихватывает мелкими острыми зубами ее руку.

— Звоним?

Макс поднимает уши и задумывается.

— Выбрасываем на пальцах! Хватай!

Она подставляет ему растопыренную пятерню, и Макс кусает ее за указательный палец. А что это значит?

Указательный палец набирает номер. Там сразу откликаются…

Глава 8. Шибаев и Алик

— С чего бы ты начал розыск человека? — спросил Шибаев Алика, когда они уселись ужинать. — В большом городе.