Ритуал прощения врага

— Какая-то глубинка, говорит. А может, не хочет рассказывать. Жила у местной женщины, работала в огороде. Недавно вернулась и… вот. А еще я поговорил с секретаршей Плотникова, она была его любовницей, и, как я догадываюсь, он ее бросил. Она прямо указывает на жену Плотникова и брата, якобы убийство произошло из-за денег, эти двое в сговоре и вообще любовники. Более того, если я правильно ее понял, она донесет на Киру или уже донесла — уж очень эта Алиса ее не любит. Позвонит, не называясь, следователю и сообщит. Такой выпал расклад, Алик. Как ты видишь, у нас определилось несколько мотивов: страх официантки Татьяны, боязнь за ребенка у Киры, стремление спасти Киру и племянника у художника. Это только то, что мы знаем. Плюс ревность брошенной любовницы. Плюс то, чего мы не знаем и никогда не узнаем.

— Подожди, Ши-Бон, ты сказал, что Кира собирается продать бизнес и уехать. В прошлом году бизнес попытался купить Речицкий… может, это мотив? — спросил адвокат.

— Пытался, даже дважды, но… уверен. Вряд ли. Понимаешь, Плотников ходил по грани, и рано или поздно…

— Таких, как он, сотни, — перебил его адвокат. — Сексуально озабоченный садист и пьяница… это еще ни чем не говорит! Семьдесят процентов мужчин бьют жен, это статистика.

— Согласен, не говорит, но только до поры до времени. Пока ничего не случилось. А если случилось, то садизм вполне может оказаться причиной.

— Ну, в общем, да, пожалуй, — не мог не согласиться адвокат. — И что теперь?

— Ты же понимаешь, что никаких разыскных действий я проводить не могу. Мне иногда говорят больше, чем оперативникам, но установить алиби, проверить показания, опросить соседей, не говоря уже об обыске… — Шибаев вспомнил сумочку Ильинской и махнул рукой, — незаконном, если повезет, сам понимаешь!

Глава 23. Встреча

Кира Плотникова сидела на скамейке в парке, Володя в красной курточке — рядом на траве, сосредоточенно рассматривая мертвую красно-черную бабочку. Кира читала книгу, поминутно взглядывая на сына. Была она по своему обыкновению в черном.

На скамейку рядом с ней сел мужчина и сказал негромко:

— Добрый день, Кира! Как ваши дела?

Она, вздрогнув, повернулась к нему. Смотрела недоуменно и настороженно. Был это мужчина лет примерно тридцати с небольшим, с серьезным лицом, худощавый, в синей-желтой клетчатой рубашке и джинсах.

— Вы меня не помните? Мы познакомились на кладбище…

— Ах, да! — выдохнула она. — Помню, конечно, помню.

— Это ваш сын? — Мужчина кивнул на ребенка.

— Да, Володенька.

— Славный мальчик. Сколько ему?

— Два годика. А вы… я помню, вы сказали, что… — Она запнулась.

— У нас не было детей, мы с женой прожили вместе девять лет… Она умерла полгода назад. Рак.

— Горе какое… — вздохнула Кира.

— Горе, — согласился мужчина.

Некоторое время они сидели молча. Мальчик застыл как изваяние, рассматривая мертвую бабочку, а они оба, в свою очередь, смотрели на него.

— Володя! — позвал мужчина. Тот не прореагировал. — Володечка! — позвал он громче.

— Сын не ответит, — сказала тихо Кира. — Он… нездоров.

Мужчина кивнул. Они снова помолчали.

— Нам пора, — сказала Плотникова нерешительно.

— Кира… а хотите мороженого? У входа в парк киоск. Хотите? И Володечке! Горло не заболит?

— Нет, он у меня закаленный. Но… наверное, не надо, нам пора.

— Эскимо с орехами будете? Сидите, я сейчас! — Он поднялся и поспешил по аллее к выходу из парка, где стоял синий киоск с петушками на коньке покатой крыши. Кира проводила его взглядом и осталась сидеть — нерешительная, озадаченная. Она вдруг поймала себя на мысли, что не хочет уходить. Ей казалось, что она угадала в чужом человеке мягкость, какой никогда не встречала в мужчинах. Игорек не считается — он ей вроде брата. Тут же она вспыхнула, вспомнив, как он поцеловал ее — в его поцелуе не было ничего братского. Но Игорь — это Игорь, она не воспринимает его как мужчину. После пяти лет супружества единственными чувствами, которые вызывал у нее противоположный пол, были опасение и неуверенность. И еще отвращение. Чужой человек опасения не вызывал, и она вдруг остро пожалела, что на ней черное платье — нужно было надеть белый костюм… Она вспомнила о смерти мужа и внезапно осознала, что ее черное монашеское платье вовсе не траур, а привычная одежда. Она все время в черном! А белый костюм, любимый, — юбка-клеш и жакет с большими перламутровыми пуговицами, ненадеванный уже несколько лет, сиротливо висящий в шкафу, — скорее всего, давно вышел из моды. Она вдруг уставилась с болезненным любопытством на двух молодых женщин, проходивших мимо. Они громко смеялись и были одеты… потрясающе красиво!