В дверь осторожно постучали — время Управляющего и дел Клана. Дядя убрал стол, схлопнул купол, и махнул мне на дверь.
— Наказание, Вайю, наказание…
***
Вниз по лестнице в подземелья я топала бодро — вид смущенного вьюноша, который остался ждать сверху — веселил. Дядя громко и грозно проинформировал весь этаж, что я заслуживаю самого строгого, непременно «семейного» наказания. И, поскольку именно дознаватели сыграли далеко не последнюю роль в этом — пусть испытывает муки совести.
Путь был уже привычным — несколько уровней ниже родового источника, открыть дверь «Призывом», вниз по винтовой лестнице из маленького круглого зала и
Он освободил мне один из столов, показал дальнюю комнату, с небольшой тахтой, где можно поспать, чайным столиком и ванной, а потом закрыл защитой всё, кроме одной полки на ближайшем стеллаже.
— Вернусь после обеда.
Как только дядя ушел, я перевернула песочные часы, чтобы отслеживать время, и вытащила несколько последних дневников отца. Открыв их на нужных страницах, разложила на столе, чиркнув несколько пометок на свитке кистью, чтобы было ясно, чем я занималась и отправилась искать дальше. Аксель — подождет, впереди десять зим. Чтобы найти лекарство мне в первую очередь нужно выжить, и желательно так, чтобы последствия были минимальными.
Я проверяла стеллаж за стеллажом — чем дальше, тем сильнее стояли чары. Мне с моим третьим по зубам вскрыть только ближайшие два — и потом вернуть защиту обратно, всё остальное — только если уровень силы вырастет или мне откроет доступ дядя.
Я досадливо вздохнула.
Кольца щелкнули, я переплела пальцы, и, высунув от усердия язык — здесь нужен ювелирный контроль, начала распутывать узелок за узелком так, чтобы защита не приняла меня за взломщика. Мгновений через двадцать спина вымокла от пота насквозь, но первый стеллаж был готов.
Я повторила чары ещё раз — и наконец получила вожделенный доступ.
Рылась я быстро, кто знает, когда дядя освободится и ему придет в голову вернуться за мной. Пролистывала и откладывала совершенно бесполезные для меня вещи, пока наконец не добралась до нужного — отец писал, что он начал учиться Гласу.
Устроившись в кресле, я методично пролистывала страницу за страницей, страницу за страницей — потом сделаю запись и просмотрю медленно, сейчас главное запечатлеть как можно больше. Глаз цеплялся за забавные вещи — отцу в детстве тоже подарили райхарца, он часто поддевал брата, и писал о том, какой нудный Каст, и был влюблен в дочку зеленщика из деревни… тут я захихикала… просто эта дочь сейчас была матроной в годах с фигурой пошире нэнсовых прелестей, почтенной матерью семерых детей… интересно, чтобы сказал отец, увидев её сейчас? Мама… мама на старых записях была очень изящной.
Второй дневник, третий. Годы взросления и обучения были наполнены записями о шалостях и заметками обо всем на свете. На четвертом дневнике мне повезло.
Я фыркнула. Интересно, Акс также думает про меня и мою флейту?
Я отлистала в начало, чтобы сравнить даты. Отцу тогда должно быть одиннадцать. Я поежилась — дед явно придерживался суровых методик в воспитании.
Я перечитала последние фразы дважды. Перестать звать. Перестать использовать Глас. Перестать? Как это? В толпе тварей, в подземелье, просто сказать — привет, давно не виделись, тварь? Или как?
Они должны были сожрать отца. Должны, но следующие дневники доказывали обратное — он остался жив и писал ещё много зим.
Дальше не было ничего полезного. Ещё пару раз отец писал про это «чувство», которое возникает, когда перестаешь защищаться. Ведь Глас — это защита, и Зов — это защита. Защищаются слабые — сильные повелевают, сильным нет нужды доказывать свою силу.