Ритуал тьмы

Наклонившись, болгарин обыскал солдата, по-прежнему лежавшего без сознания, и столкнул его в яму. Затем он вытащил из корзины с едой кусок хлеба и разломил его пополам.

— Что еде зря пропадать, верно?

Кроме того, Гристо протянул юноше саблю и кинжал.

— Умеешь с этим обращаться?

Никколо неуверенно взял в руки кинжал.

Жуя сухой хлеб, они вышли в коридор.

Чудовищный голод сводил Людовико с ума. Вампир беспомощно обвис на путах, и ему казалось, что он слышит какой-то шум, крики, даже выстрелы. Будто он очутился в прошлом, как тогда, у Бикокка[63], и грохочут испанские аркебузы…

Но тут дверь распахнулась, и видения прошлого померкли. К нему подбежал Никколо Вивиани. Юноша что-то крикнул, повернулся и втащил в комнату еще какого-то мужчину, сражавшегося с солдатом. Вивиани вместе с незнакомцем набросились на надсмотрщика, повалив его на землю. Блеснул кинжал, из-под вспоротой формы ударил фонтан крови. Запах бил Людовико в нос, заглушая все остальное. Теперь голод стал еще сильнее.

— Крови… — прохрипел он, не сводя глаз с раны, изливавшей драгоценные жизненные соки.

Никколо ужаснулся, а незнакомец, чье тело покрывал странный узор шрамов, мрачно отвернулся и подошел к двери, но вампиру сейчас не было дела до их реакции на его слова.

— Он и так уже почти умер, — заметил Гристо.

По-прежнему колеблясь, Никколо приподнял умирающего солдата и, взглянув на Людовико, поднес шею раненого к его губам. Жадно прижавшись к ране на горле, вампир начал пить.

С каждым глотком его силы восстанавливались, Тьма внутри становилась сильнее, требовала большего. Людовико пил кровь умирающего до тех пор, пока не иссушил его. Он измазал кровью подбородок и губы и сейчас хотя бы мог стоять на ногах.

— Испугался? — усмехнулся вампир, глядя на Никколо.

Юноша, проведя ладонью по рту, упрямо покачал головой:

— Нет.

— Зря. Я же говорил тебе, кто я. Думаешь, это шутки? Думаешь, я мрачный герой в стиле твоего дружка лорда Байрона? Мучимый сомнениями, неспособный жить в этом мире? Нет, меня терзает лишь жажда крови.

— Сейчас они позовут подкрепление, — вмешался незнакомец. Он говорил по-гречески. — Может быть, перестанете трепаться?

— Освободите меня от пут.

Никколо дернул за цепи, но они не поддавались. Затем он попытался выдернуть железные штыри из кандалов, но и они не шевелились.

— Свет. Нам нужен свет, — объяснил Людовико. — Кандалы пропитаны Тьмой. Их нельзя снять или разорвать цепи. Даже я на это не способен.

Незнакомец протянул Никколо факел, и юноша осторожно поднес огонь к рукам вампира.

— Погрузи металл в огонь, ну же!

— Но твоя рука! — возразил Никколо. — Ты же сгоришь!

— Рука заживет, но только если мы выберемся отсюда. Давай же!

Когда пламя заплясало на его запястьях, Людовико завопил от боли. Кожа затрещала, в воздухе запахло горелой плотью — огонь жег волоски, кожу, мышцы. Вампир пытался замолчать, но боль была слишком сильна. Он изо всех сил дернул рукой — и металл сломался. Там, где пламя касалось кандалов, Тьма отступала, и в боли Людовико нашел утраченную прежде силу.

Посмотрев на обуглившуюся руку, на черную, потрескавшуюся кожу запястий, вампир застонал.

— Дальше, — сжав зубы, приказал он.

Никколо медлил, и Людовико, выхватив у него факел, поднес огонь к кандалам на второй руке. На этот раз он ожидал боли, но от этого она не становилась меньше.

Чувствуя, что больше не выдержит, вампир дернул рукой. Кандалы распались, но боль в запястье была невыносима.

Закрыв глаза, Людовико попытался подавить боль, пока она не завладела всем его естеством. Постепенно от нее осталась лишь слабая пульсация, и вампир открыл глаза. Никколо отступил на шаг, его глаза расширились от ужаса, незнакомец же наблюдал за происходящим с любопытством.

— Ты бы лучше подносил пламя к цепи, а не к самим кандалам, раз уж ты так легко рвешь металл, — мужчина злорадно ухмыльнулся.

— Неплохая мысль, — хмыкнул Людовико. — Жаль, что она пришла тебе в голову так поздно. Но ты прав.

Теперь, хотя огонь и был слишком близко к телу вампира, процедура освобождения стала менее болезненной.

Людовико осторожно сделал шаг вперед. Цепь, по-прежнему висевшая на его ноге, звякнула об пол.

— Ты хотел меня освободить, — вампир повернулся к Никколо. — Спасибо тебе.

— Quid pro quo[64]. Ты пытался спасти меня, теперь настал мой черед. Тут не нужны благодарности.

— У нас нет времени! — рявкнул незнакомец. — Надо выбираться!

Людовико кивнул.

— Как тебя зовут?

— Гристо, — он скорее прорычал, чем проговорил свое имя, и резко дернул головой. — Они идут!

И действительно, в коридоре послышались шаги, тяжелые башмаки стучали по полу. Чей-то голос отдавал приказы.

Никколо не нужно было понимать чужую речь, чтобы догадаться, кто это.

— Али-паша, — он повернулся к Людовико. — Ты сможешь с ним справиться?

— С Али-пашой и его цепным псом Утман-беем? — Вампир поднял израненные руки. — В лучшие времена это было бы возможно. Но здесь и сейчас? Нет. А вы что же? Почему бы вам не отрастить немного шерсти и не повыть на луну?

— Не получается, — прошипел Гристо. — Не в этой шахте. Здесь серебро.