Нарушение принятых правил частной жизни и уединения может подробно изучаться на примере психиатрических отделений, так как подобные нарушения часто совершаются пациентами и персоналом. Иногда они проистекают из содержательных, или инструментальных, требований ситуации. Когда психиатрический пациент помещается в больницу, обычно делается подробная опись всего, что принадлежит ему. Это подразумевает его подчинение другим, которое он может определить как унизительное. Периодически обыскиваются его вещи в целях удаления из палаты острых предметов, напитков, наркотиков и другой «контрабанды». Дополнительное вторжение (но существующее только в новейших больницах) — скрытые в каждой комнате пациентов микрофоны, соединенные с динамиком на посту медсестры; есть еще цензура исходящей корреспонденции. Еще одно такое вторжение — психотерапия, особенно когда пациент понимает, что другие врачи узнают о достигнутом им прогрессе и даже получат детальный отчет о его случае; то же относится и к составлению медсестрами и сиделками графиков ежедневных изменений эмоционального состояния и активности пациента. Еще один пример — усилия персонала по «формированию отношений» с пациентами, разрушение в интересах терапии периодов «ухода в себя». Обнаруживаются классические формы «безличного лечения», когда медики столь мало считаются со стремлением к избеганию, что обсуждают интимные детали жизнедеятельности пациента в его присутствии, как будто его нет. В туалете может отсутствовать дверь или она не запирается. Еще одним посягательством на частную жизнь являются спальни на несколько человек, особенно для пациентов, принадлежащих к среднему классу. Уход за пациентами с «сильными нарушениями» во многих больших бесплатных больницах происходит в условиях, расцениваемых как унизительные, в числе которых, например, принудительный прием лекарств, компрессы на обнаженное тело или помещение обнаженного пациента в пустую палату для буйных, куда могут заглядывать персонал и пациенты. Другой пример — принудительное кормление, когда испуганный, лишенный возможности высказать протест пациент противопоставлен сиделке, которая должна следить, чтобы пациент был накормлен.
Можно провести параллель между вторжениями в частную жизнь, имеющими инструментальное техническое обоснование, и другими, в большей степени чисто церемониального характера. Так, от «отреагирующих» или «психопатических» пациентов можно ожидать нарушения границ вежливости и вызывающих замешательство вопросов о других пациентах и персонале, произнесения комплиментов, делать которые обычно не принято, или демонстрации неподобающих физических жестов типа объятий и поцелуев. Так, в отделении Б мужскому персоналу досаждали репликами типа: «Почему ты так побрился?», «Почему ты всегда носишь одни и те же брюки, меня от них тошнит», «Посмотри, сколько у тебя перхоти». Когда рядом садится один из пациентов, мужчина-представитель персонала все время может быть вынужден отодвигаться, чтобы сохранять подобающее безопасное расстояние между собой и пациентом.
Некоторые из способов, с помощью которых индивиды в отделении А сохраняли свою дистанцию, позволяют по контрасту прояснить, почему это не удавалось делать пациентам отделения Б. В отделении А соблюдалось правило, следуя которому пациенты не приходили на пост медсестры. Они ожидали приглашения войти или, что было чаще, оставались в дверях, так что могли разговаривать с находящимися на посту, но не злоупотреблять этим. Персоналу не было нужды запирать двери поста, когда медсестры находились внутри. В отделении Б троих пациентов было невозможно удержать от вторжения на пост с помощью одних лишь просьб, поэтому для сохранения уединения нужно было держать двери запертыми. Даже в этом случае стены поста не могли заглушить непрерывный шум. Другими словами, в отделении А пациенты уважали защитное кольцо, которое медсестры и сиделки очерчивали вокруг себя, уходя в помещение поста, в отделении Б этого уважения не было.
Можно привести вторую иллюстрацию. Пациенты отделения А испытывали сложные чувства к некоторым из врачей, но каждый пациент знал одного или двух врачей, которые ему нравились. Так, если пациент ел, когда мимо проходил любимый доктор, они просто обменивались приветствиями и, с точки зрения церемонии, больше ничего. Никто не считал правильным гнаться за врачом, приставать к нему и в общем нарушать его право на отделенность. В отделении же Б приход врача очень часто был сигналом для некоторых пациентов бросаться к нему, с чувством хватать его за руку, приобняв его, идти с ним по коридору, вовлекая в шутливый любовный разговор. И часто, когда врач скрывался за дверью кабинета, пациент стучал в нее, заглядывал в окошко и другими путями отказывался сохранять ожидаемую дистанцию.