Ритуал взаимодействия

Помимо осквернения других, индивиды по разнообразным причинам и в разных ситуациях создают видимость осквернения самих себя, поступая таким образом, который кажется специально придуманным для разрушения их образа в глазах других как людей, заслуживающих почтения. Церемониальное умерщвление плоти было характерной чертой многих социальных движений. По-видимому, дело не в неумении себя вести, а в напряженных усилиях индивида, чувствительного к высоким стандартам поведения, поступать вопреки собственным интересам и использовать церемониальные средства для представления себя по возможности в наихудшем свете.

Во многих психиатрических отделениях типично то, что кажется персоналу и другим пациентам самоосквернением. Например, наблюдаются пациентки, которые систематически выдирают из головы все свои волосы, представляя себя в гарантированно гротескном виде. Крайнюю для нашего общества степень самоосквернения, видимо, можно обнаружить в пациентах, мажущих себя своими фекалиями и поедающих их[69].

Самоосквернение, конечно, случается и на вербальном уровне. Так, в отделении А высокие стандарты манеры поведения нарушались слепой пациенткой, которая за столом иногда навязывала остальным присутствующим обсуждение своего физического недостатка, с жалостью к себе твердя о том, насколько она для всех бесполезна и что, как бы вы ни относились к этому, она слепа. Аналогично, в отделении Б Бетти имела обыкновение говорить, насколько она уродлива, толста и что никто не захотел бы иметь такую своей подружкой. В обоих случаях это самоуничижение, выходящее за пределы вежливого самообесценивания, воспринималось как бремя для других: они были готовы осуществлять защитное избегание в отношении недостатков индивида и ощущали несправедливым насильственное вовлечение себя в неприятное столкновение с чужими проблемами.

Заключение.

Правила поведения, связывающие актора и реципиента, — это скрепы общества. Но многие поступки индивидов, руководствующихся этими правилами, происходят нечасто или требуют для своего завершения много времени. Следовательно, редкими могут быть возможности для подтверждения морального порядка, принятого в общества. Именно здесь церемониальные правила выполняют свою социальную функцию, ибо многие поступки, вытекающие из этих правил, длятся только короткий момент, не влекут существенных затрат и могут выполняться в каждом социальном взаимодействии. Какова бы ни была деятельность, сколь бы она ни являлась грубо инструментальной, в ней содержится много возможностей для небольших церемоний, коль скоро в ней присутствуют другие люди. Через эти обряды, руководимые церемониальными обязанностями и ожиданиями, в обществе все время распространяется поток индульгенций, а другие присутствующие постоянно напоминают индивиду, что он должен в общении с ними проявлять хорошие манеры, подтверждая священное достоинство других людей. Жесты, которые мы иногда называем пустыми, возможно, на самом деле являются самой наполненной вещью из всех.

Поэтому важно видеть, что Я — это отчасти церемониальная вещь, сакральный объект, к которому нужно относиться с должной ритуальной заботой и который, в свою очередь, должен представляться другим в правильном свете. Средством, с помощью которого формируется это Я, служат должные манеры поведения индивида при контакте с другими людьми и почтительность с их стороны. Пожалуй, столь же важно, что если индивиду приходится играть в этот вид сакральной игры, то для нее должно быть обеспечено подходящее поле. Окружающая среда должна гарантировать, что индивид не будет платить слишком высокую цену за хорошие манеры и что ему будет оказано почтение. Практики почтительности и умения вести себя должны быть институционализированы так, чтобы индивид был в состоянии проявить жизнеспособное, сакральное Я и остаться в игре на должной ритуальной основе.

Окружающая среда в понятиях церемониального компонента деятельности — это место, где легко либо сложно играть ритуальную игру обладания Я. Там, где церемониальные практики вполне институционализированы, как в отделении А, окажется легко быть человеком. Почему одно отделение становится местом, в котором легко иметь Я, а другое отделение — местом, где это трудно, отчасти зависит от типа набранных пациентов и режима, который пытается поддерживать персонал.