Ритуальные грехи

Она беспокойно заворочалась, думая о том, что ничего не случится, если она на секунду откроет глаза, просто, чтобы почувствовать себя спокойней. Но веки словно налились свинцом, и она еще глубже погрузилась в сон.

На нее тут же нахлынул ворох ненужных воспоминаний, только на этот раз она старалась не подавить их, а наоборот, извлечь из подсознания. О том, как гадкий старик приходил к ней в кровать, пока она спала, как он гладил ее, нашептывал на ухо разные словечки. Она хотела, чтобы к ней вернулось ощущение страха и омерзения. Однако время было другое, и мужчина был другим, и ее тело об этом знало. Вот кончики пальцев легко, будто перышком, коснулись ее кожи. Руки скользнули ей между ног, погладили ее там, и от смущения она неловко заерзала. Проснись, сказала она себе. Но продолжала слышать лишь звуки грозы и ощущать сгустившуюся вокруг нее тьму.

Она его не чувствовала, значит, здесь никого не было. Оставалось лишь касание его рук — прекрасная чувственная фантазия. Ее ласкал бесплотный дух, он старался услужить ей. Это создание ночи не могло причинить ей зла. Сейчас она это знала и лежала спокойно, позволив телу получить то, в чем оно так отчаянно нуждалось.

Кроме рук были еще и губы. Вот они прижались к ее шее, язык лизнул нежную кожу. Она задрожала от жара, держа руки вытянутыми вдоль тела, в то время как его голова опустилась ниже. Она не чувствовала тяжелого водопада волос, значит, эти дивные, щедрые губы не могли принадлежать Люку. Жадный рот захватил ее сосок под тонкой маечкой и втянул в себя.

И тогда раздался звук. Конечно же, этот низкий страстный стон не могла издать сама Рэйчел. Она не нуждалась в страстных порывах и не желала, чтобы мужской рот ласкал ее грудь. У нее не могло быть такого низменного чувства.

Когда он выпустил сосок изо рта, тот налился, разбух и немного побаливал. Тогда за дело взялись тонкие умелые пальцы, а рот переместился ко второй груди, захватив в плен другой сосок. Она снова застонала, выгнув спину, желая, чтобы его руки снова оказались между ног, на этот раз под тонкой тканью трусиков. Ей хотелось, чтобы он забрался к ней на кровать.

И вдруг прикосновение исчезло. Она ждала, что раздастся шелест снимаемой одежды или что-то другое, что говорило бы о том, что все еще только началось. Но в это время вспышка молнии ярко озарила комнату, и Рэйчел открыла глаза. На один краткий, безумный миг она увидела его, а затем комната снова погрузилась во тьму, и раздался удар грома.

Сдерживая крик негодования, она бросилась на кровать, дотянулась до лампы и включила свет. Дверь была по-прежнему закрыта, ее надежно подпирал стул. Окно, которое ей удалось приоткрыть с помощью пилки, было узким, в него не мог пролезть взрослый мужчина. Тогда каким образом, скажите на милость, она могла увидеть Люка Берделла в своей спальне?

Рэйчел снова упала на подушки и, чтобы успокоиться, заставила себя дышать ровно и глубоко. Ничего не было. Ровным счетом ничего. Ее и раньше навещали эротические сны, хотела она того или нет. В прошлом она тут же просыпалась, чувствуя, как тело охватывает сладостная истома. Сейчас случилось то же самое, только гроза пробудила ее до того, как тело получило желанную разрядку, в которой ей отказывал холодный рассудок.

Нет, Люк Берделл никак не мог оказаться в Алабаме, тем более в доме своего заклятого врага. Конечно, все это ей приснилось.

А потом она посмотрела вниз и увидела на груди два влажных пятна.

Люк Берделл двигался в ночи, словно тень. Он возбудился до чертиков, но решил пока оставить все, как есть. В этом была какая-то ирония судьбы. Если бы Рэйчел Коннери узнала, до какой степени смогла его возбудить, она, наверное, съехала бы с катушек. Или побежала бы в ванную и вырвала, как это случилось в Санта Долорес.

Ах, но когда она спала или находилась под воздействием лекарств, все обстояло совсем иначе. В его руках она мурлыкала, словно кошка, выгибала спину, предлагая свое бесстрастное, девичье тело, которым в последнее время он просто бредил.

Он не знал, почему случилось так, а не иначе. Рэйчел нельзя было назвать красавицей, к тому же она была женщиной нервной, а от таких в постели толку мало. Но для него это было неважно. Он старался убедить себя, что Рэйчел бросила ему вызов, и в этом все дело, но в глубине души знал, что это не так. Кого он только ни соблазнял в свое время — и девственниц, и лесбиянок, женщин, которые считали себя уродинами и женщин, холодных, как лед. Он спал с женщинами, которые его любили и с теми, кто его ненавидел. Если он заставит Рэйчел Коннери испытать оргазм, то ничего нового не узнает.

И все же он очень хотел это сделать. Господи, да он только об этом и думал. Самое странное заключалось в том, что живой интерес в нем возбуждало вовсе не ее тело, а затравленный взгляд, появлявшийся в ее глазах, когда она думала, что на нее никто не смотрит.