Ритуальные услуги

Умолкла, ты тоже не представлял себе, о чем можно говорить в такой ситуации, абсурдность которой лежала за гранью понимания порядка вещей, и потому оставалось поддерживать ее в молчании уже хотя бы тем, что не лезть на рожон с изъявлениями сочувствия или соболезнования и только прислушиваться к тому, как она тихо, почти беззвучно плачет, по-детски беспомощно и трогательно шмыгая носом, и невозможно сказать, сколько длилась эта пауза, окончание которой было уловлено шестым чувством. Уловив, покосился на нее.

Она теперь стояла вполоборота и, склонив красивую голову к плечу, рассматривала тебя, и ты с легкой оторопью от колебаний ее переменчивых настроений отметил, что теперь в ее глазах укрепилось почти прежнее, празднично новогоднее выражение— с той лишь разницей, что оно приобрело определенность и законченность: ребенок освободил свой подарок от обертки, уже держит его в руках и вот застигнут кем-то из взрослых в тот переходный момент, когда приоткрывает рот, чтобы завизжать от восторга и запрыгать от радости, баюкая вожделенную, весь долгий год ожидаемую игрушку на руках. Улыбнулся, отвечая ее новому настроению: «Ты не только красивая, но и немыслимая какая-то!» Глянув мимо тебя, она расхохоталась: «Ага, вот именно, вот именно, а что там сидит этот старик?»

В двух словах было рассказано про голубиный бизнес дяди Прохора, она, покусывая ноготь мизинца, о чем-то размышляла, потом тряхнула головой и рассмеялась: «Да разве так эти дела делаются?!» — и понеслась, полетела к старику, дурашливо подскакивая и размахивая при этом руками, о чем-то быстро с хозяином голубей переговорила и получила в свои руки одну из птиц как раз в тот момент, когда к бордюру площадки швартовался очередной свадебный кортеж, и оставалось только поражаться тому, как блестяще она экспромтом отыгрывала эту новую для себя роль доброй феи, безошибочно выискавшей в толпе гостей нужного человека — громоздкого, как старомодный платяной шкаф, молодого человека с валкой матросской походкой, закованного в тяжелый черный парадный костюм со слишком для его обезьяньих рук короткими рукавами. Сальная его, розово лоснящаяся рожа мгновенно преобразилась, едва взгляд прохладных в оправе припухших век глаз, ИЗ: рядно смазанных сальцем, уперся в женщину с голубкой. Исполнив нечто вроде балетного реверанса, она, покорно склонив голову, протянула ему птицу, торопливо поясняя смысл подношения, и этот орангутанг повел туда-сюда головой, словно ему жал ворот сорочки, подумал и, сально ухмыльнувшись, что-то спросил, и она ласково улыбнулась в ответ. Он полез в карман, сунул ей в руку купюру, забрал птицу и понес ее к невесте… Помнишь, был первый накат ревности, душной и липкой как пот: «Что он там тебе говорил?» Она вспышку ревности почуяла, усмехнулась: «То же, что и все мужчины говорят мне» — «А что они говорят?» — «Что не прочь со мной переспать». — «Я этого не говорил». — «Но ведь — подумал». — «Вовсе нет». — «Этого не может быть!» — изумление было искренним, секундной ее растерянностью стоило воспользоваться: «Мне стыдно в этом признаваться, но я страдаю тяжкой формой клинической импотенции…» Расхохоталась: «По тебе это очень заметно!»

Наверное… В ту пору ты ведь не курил, пил умеренно и по большей части сухое вино, продолжал оставаться кандидатом в мастера спорта по водному поло и имел комплекцию, вполне соответствующую этому воловьему, связанному с большими нагрузками, ломовому виду спорта.

Она раскрыла кулачок, знакомя с гонораром за свой изящный реверанс: в одну минуту ухитрилась заработать сотню, но не рублей, а долларов, и спустя час в клетке старика осталась всего одна голубка — маленькая и не слишком импозантная, с черным крапом на левом крыле, и ты отдал дяде Прохору деньги, в основном доллары, — такой суммы он наверняка не заработал тут за целое лето — забрал последнюю птицу, сунул ее за пазуху, подошел к краю смотровой площадки и заметил ей, что она прекрасная актриса. Воспринято было как данность, нечто само собой разумеющееся: «Ага, я ведь когда-то училась в цирковом училище!» — «На кого?» — «На клоуна».

Немыслимая женщина, немыслимая: я и теперь иной раз пытаюсь представить себе ее в типично клоунском гриме — со свекольным носом, рыжими накладными ресницами, сочными пятнами румян на щеках и напоминающем шарик репья парике из желтой пакли — и не получается ничего, куда же тебе нечто такое было вообразить? Она, почуяв неверие, обиженно опустила уголки губ и вдруг, стрельнув взглядом в перила ограды, спросила: «Не веришь? Хочешь, сделаю тут стойку?»