Ритуальные услуги

— Это Управление по борьбе с экономическими преступлениями, что ли? — припомнил я.

— Это очень большой финансово-промышленный холдинг, — продолжал он, пропустив мою реплику мимо ушей. — Эдакий платан с очень разветвленной кроной и густой массой кустарниковой поросли у подножия мощного ствола.

— Что, даже бензопила не берет?

— Хм, бензопила! — отмахнулся он. — Чтоб его покачнуть, надо подкатывать орудие залпового огня. Да и то вряд ли… Слишком сильные корни. Слишком глубоко сидят.

— Там, где залегают нефтеносные пласты?

— Не совсем… Не нефть, а алмазные трубки.

— Понятно. Если под тобой нефть или алмазы, значит, в самом деле сидишь в этой почве устойчиво.

— Еще бы. Землица в центре нашего города каменная — уж если пророс в нее корнями, то тебя не выкорчуют.

— Ты Старой площади землицу имеешь в виду?

— Ее… Да и мало ли у нас в центре других площадей, улочек и переулков. А впрочем, это неинтересно — тебе, во всяком случае.

— А что мне может быть интересно?

— Бродя вокруг да около этого платана, я невзначай наткнулся на одну маленькую скромную фирму. Она к коренному древу вроде бы отношения не имела — так, скромный, невзрачный побег, да к тому же проросший в тех краях, где у холдинга как будто никаких коммерческих интересов не было.

— Да неужели? Еще остались такие заветные места, где наша братва не пустила корни?

— Таких мест в самом деле мало осталось. Но суть не в этом. Городок, в котором находится контора, называется Амстердам.

— И чем занимается контора? Торгует презервативами?

— С чего ты взял?

— Да так. Я слышал, что основное занятие населения этого славного города, а также миллионных толп туристов, состоит в том, что они повсеместно впадают в грех.

— Не без того. Но контора занимается чем-то более серьезным. Бриллиантами. Когда наш департамент заинтересовался холдингом, мы начали присматривать за их ведущими сотрудниками.

— Ай-ай. Это противозаконно!

— Угу. В нашей стране все что ни делается хорошего — все противозаконно. Тот факт, что мы сидим тут с тобой и пьем за Светку водку, — тоже противозаконно. По закону ты должен бы теперь сидеть в тюрьме за нанесение человеку тяжких телесных повреждений. — Он глянул на памятник, выпил, а потом очень долго молчал. — Ты этого парня так отделал, что он отвалялся полгода в каком-то австрийском госпитале, но окончательно так и не поправился. Говорят, в самом деле головку плохо держит и писается под себя. Он, кстати, сюда не вернулся, так и кочует по элитным альпийским клиникам.

Выдержав красноречивую паузу, Малахов окатил меня долгим, пытливым взглядом, словно лишний раз хотел удостовериться, я ли сижу тут с ним за могильной оградкой или это кто-то другой, потом сглотнул слюну, резко двинув голову вперед, отчего на мгновение сделался похожим на индюка, и на излете этого жеста повисла его тихая фраза:

— А вот папа этого паренька здесь.

— Ну и что?

— Потому-то мне и странно, что ты жив.

— Просто я хорошо спрятался. Как ты и советовал. На целых девять месяцев. А. потом мне снайпер чуть было не снес плечо.

— Понятно, — кивнул Малахов. — Лихо пришлось?

— Хуже не бывает… Ну да я тебя сбил с панталыку. Ты говорил что-то о парне, вместо которого я должен был улечься в гроб. Похоже, он имел веские причины, чтобы исчезнуть без следа.

— Наверное… — Малахов плеснул себе водки, вопросительно посмотрел на меня, но я отрицательно мотнул головой. — Так вот. Оказалось, наш Аркадий Евсеевич изредка мотается за границу.

— Ну, у богатых свои причуды.

— Возможно. Но меня озадачило маленькое обстоятельство.

— Какое?

— Почему он мотается в одно и то же место? Догадываешься в какое?

— Нет. Я с детства был тугодумом. Когда я учился во втором классе, мама уронила меня с балкона. С тех пор я плохо соображаю.

— Это сразу заметно, — усмехнулся Малахов. — Так вот. Наведывается, значит, Аркадий Евсеевич в славный город Амстердам…

— Счастливчик! Прилетел, сел в такси и сразу поехал в квартал красных фонарей.

Малахов поморщился:

— Он не по этому делу.

Я вспомнил Мальвину. Будь у меня под боком такая женщина, я бы тоже был не ходок.

— Нет, он сразу направляется на проспект Рокин, заходит в офис одной маленькой и невзрачной фирмы, проводит там от силы минут пять, выходит с маленьким чемоданчиком. Едет в банк. Проводит там примерно полчаса. И выходит.

— Но уже без чемоданчика.

— Ну разумеется — без. Потом для порядка шляется по городу, садится в экскурсионный автобус, осматривает достопримечательности. А вечером улетает.

— Сейфовый зал?

— Почти на сто процентов. В принципе все просто. Он, видимо, потихоньку формировал себе, так сказать, пенсионный фонд. Фирма на Рокин была им через подставных лиц куплена в девяносто пятом году. Так что накапало за это время. Деньги по сложной схеме отводились со счетов холдинга, растекались по нескольким незначительным конторам, а оттуда капали в копилку на Рокин.

— И там их превращали в бриллианты.

— Тебя в самом деле мама уронила с балкона?

— А кто во главе холдинга?

— Некто Сухой Сергей Ефимович. Ты его знаешь.