Ритуальные услуги

Это был человек среднего роста с прямой — и даже слишком прямой — осанкой, лет сорока пяти на вид, с бледным вытянутым лицом, острые черты которого, плотно поджатые тонкие губы и тяжелый взгляд из-под светлых бровей намекали на жесткий характер. На нем было долгополое черное шерстяное пальто, за распахнутыми полами которого виднелся песочного оттенка костюм. Он рассек меня, сидящего на лавке, от плеча до колена острым и хлестким, как удар кривой казацкой сабли, взглядом и направился к карете «скорой помощи», выслушивая на ходу торопливую скороговорку одного из своих тонтон-макутов, в компании которого вовсе не смотрелся пигмеем, скорее напротив: прямая осанка, нервное подергивание бледной щеки в ответ на сбивчивые доклады секьюрити и тот надменно деловой вид, с каким привыкли фланировать на светских раутах наши небожители, говорили о том, что он хорошо знает себе цену. Толпа вокруг кареты «скорой помощи» раскололась, словно паковый лед под носом ледокола, — в образовавшей полынье он в полном одиночестве проплыл к носилкам, выдернул руку из кармана пальто. Что-то резануло по глазам, какая-то крохотная деталь, ах да: тонкая его рука была затянута в черную лайковую перчатку.

Не снимая перчатки, он с оттенком брезгливости, что ли, приподнял двумя пальцами окровавленную простыню, с минуту вглядывался в изуродованное лицо лежащего на носилках молодого человека, потом молча перевел взгляд на доктора, а тот, на японский манер мелко кивая, принялся что-то торопливо объяснять. Человек молча выслушал его, потом распустил пальцы, и простыня опустилась на место. Отдав своей своре несколько коротких односложных распоряжений, он повернулся на каблуках и побрел к «мерседесу». Гордая посадка головы, прямые плечи, вздернутый острый подбородок, решительная походка — все как-то вдруг поплыло, размякло, словно тело его разом освободилось от жестких пут какого-то незримого корсета. Плечи его опустились и дрогнули, голова поникла. Встав у предусмотрительно распахнутой шофером дверки машины, он облокотился на крышу и ткнулся лбом в туго перехваченное манжетой белоснежной рубашки запястье.

Плечи его продолжали вздрагивать. Он беззвучно плакал.

Потом прибыл милицейский микроавтобус. Из него вылез человек в турецкой, явно на шмоточном базаре купленной, куртке, перебросился короткими репликами с доктором, сокрушенно покачал головой, а ты, снявшись с места на лавке, побрел куда глаза глядят и так все шел я шел вперед, словно погруженный в состояние лунатического транса, не замечая, как под ногами насморочно хлюпает талая снеговая жижа, — до тех пор, пока взгляд не скользнул по вывеске, выполненной в форме дородной пивной бочки, красующейся над убегающей в полуподвальное помещение лесенкой. Хотелось ли тогда пить? Нет. Просто перед глазами опять возник кафельный пол, окровавленное лицо и моллюск вытекшего глаза, и надо было слегка промыть память — в занятии этом ты преуспел, одиноко посиживая за столиком в уютном, с низкими покатыми сводами пивном подвальчике, обшитые дубовыми панелями стены которого были украшены оленьими, лосиными и какими-то еще рогами, а также чучелом кабаньей морды, которая скалилась как раз напротив стола. Кабан заинтересованно глядел на тебя с таким выражением смертной муки в стеклянных глазах, будто ему нестерпимо хотелось выпить, и лишь спустя некоторое время ты почувствовал, что тобой в этой пивной интересуется кое-кто еще, помимо изнывающего от жажды кабана.

Тревожные эти флюиды сочились из-за соседствующего с твоим столика, на нем стоял выпитый наполовину пустой бокал с давно выдохшимся пивом, из пепельницы вырастал анемичный росток сигаретного дыма, из пакетика выбегал, кидаясь врассыпную, жареный арахис, посеребренный соляной пылью, а что касается любителя выдохшегося пива, то известно о нем было разве то, что на левом его носке ослабла резинка, и тонкая ткань, съехав вниз, собралась гармошкой над черным ботинком — он читал газету, кажется «Известия», почти полностью скрываясь за мелко трепещущим полотнищем тонкой бумаги, и только макушка с жестким упорным вихром виднелась над краем полосы.

Наконец он опустил газету, склонил голову набок, глянул на тебя глазами доброго сказочника, поднялся с места, прошел к стойке бара, взял бокал свежего пива и без приглашения уселся за твой столик. Это был тот самый парень из милицейского микроавтобуса — с той лишь разницей, что турецкой куртки теперь на нем не было, — и ты с оттенком угрозы в голосе проворчал, что здесь занято. Он солнечно улыбнулся: «Вы кого-то поджидаете?» Ты сделал большой глоток: «Вот-вот должна подойти Алла Борисовна, мы с ней договорились размяться пивом, перед тем как отправиться на ее Рождественские вечера в Останкино, меня зовут Филипп, если вам это интересно, а на себя не совсем похож потому, что мой стилист предложил мне новый имидж».