Рюрик

Следующая волна варягов, пришедших с Рюриком, состояла из датчан (данов). Русь «Повести временных лет» следует, по мысли Вернадского, идентифицировать с датчанами, что подтверждается и возможностью отождествления летописного Рюрика с ютландским конунгом Рориком, имевшим владения во Фрисландии (об этом отождествлении см. далее). Название «русь» применительно к Рюрику и его соплеменникам Вернадский выводит из топонима «Рустринген»: так называлась область, бывшая леном Рюрика. Таким образом, существовало две Руси — «старая шведская русь Русского каганата и новая фрисландская русь Рюрика»[92]. Затем Олег, представитель третьего потока скандинавов, уже норвежцев, объединил Северную и Южную Русь в одно государство.

Эта теория, которая совмещала целый ряд историографических версий — и иранское происхождение «руси», и роксолан, и Русский каганат в Приазовье, и скандинавских асов, и хазарские имена основателей Киева, и норманнов-варягов, и Рорика Фрисландского, — высказанных ранее разными учеными, начиная с XVIII века выглядит столь же остроумной, сколь и неправдоподобной. Не говоря уже об искусственности многих лингвистических построений, следует признать, что никаких данных о проникновении скандинавов на юг Руси в VIII веке не имеется. Столь же сомнительны и попытки объяснить происхождение наименований «русь» и «асы» от роксолан, Азии и тем более Рустрингена. Иранское влияние на древнерусскую культуру действительно нельзя недооценивать, однако прямую связь между древнерусской Русью и сарматскими племенами Причерноморья установить затруднительно. Всё это делает теорию Вернадского, хотя и чрезвычайно заманчивую, маловероятной. Тем не менее отдельные ее положения не лишены оснований. Стоит ли говорить, что труды Вернадского, где, помимо скандинавского влияния на раннюю историю Руси (да еще и с начала VIII века!), признается также влияние иранское, хазарское и мадьярское, вызвали крайне негативную реакцию у советских историков.

В советский период отношение к «норманской проблеме» было скептическим, хотя и с некоторыми колебаниями. Главная идея заключалась в том, что скандинавы сыграли очень незначительную роль в начальной русской истории, не оставив в ней никакого заметного следа. Образование же самого Древнерусского государства, в соответствии с марксистской концепцией, объявлялось результатом социально-экономического развития восточных славян, осуществивших эту историческую «задачу» без всякой посторонней помощи. Понятно, что и в «норманизме» уже к началу XX века никто не приписывал норманнам создание русской государственности — вопрос об этнической принадлежности варягов и происхождении первых князей не связывался напрямую с проблемой возникновения Древнерусского государства, как это было во времена Шлёцера. Развитие исторической науки, этнологии и социальной антропологии показало всю сложность процесса складывания государственности, которая не возникает одномоментно, в результате деятельности каких-то определенных внешних сил. Но официальная советская историография представляла норманизм именно таким, каким он был в период своего формирования, клеймя имена «ученых немцев» — пресловутой триады Байера, Миллера и Шлёцера.

В первые десятилетия советского периода этот полемический накал еще не проявлялся столь явственно. Так, видный историк, академик Борис Дмитриевич Греков (1882–1953), который собственно и канонизировал в исторической науке идею о феодальном характере Древней Руси, считал варягов «лишь эпизодом в истории общества, создавшего Киевское государство»[93]. Этот эпизод приобрел особенную значимость в то время, когда от большевистского интернационализма маятник официальной идеологии качнулся в сторону государственного патриотизма, а затем отстаивания национальных приоритетов и борьбы с иностранным влиянием — «космополитизмом» и так называемым «низкопоклонством перед Западом». Этот поворот наметился в конце 1930-х годов и по времени совпал с масштабным витком политических репрессий. Наивысшего же подъема «государственный патриотизм» сталинского образца достиг в послевоенный период на волне победы в Великой Отечественной войне и превращения СССР в ведущую мировую державу. Относительно «норманнской теории» ситуацию усугубило и то, что вульгарную мысль о создании Русского государства варягами-скандинавами (то есть, по сути, древними германцами) использовала в своих целях нацистская пропаганда. В конце 1940-х годов «норманнская теория» стала для историков настоящим жупелом, приравниваясь почти что к государственной измене.

Ярким примером такого подхода может служить публичная лекция видного историка, ленинградского профессора Владимира Васильевича Мавродина (1908–1987), прочитанная в 1949 году и тогда же опубликованная отдельным изданием. Приведу лишь некоторые наиболее характерные пассажи: