Шёл пятый день дикого разбоя киевской дружины в Царьграде, и от пьянства и буйства голова шла кругом не только у рядовых рьяных грабителей, но и у их предводителей. А посему, как ни старались двое подвыпивших телохранителей Аскольда поднять его и перенести в особый отсек, руки их каждый раз опускали тяжёлое сонное тело грозного предводителя на прежнее место, и только медвежья шкура, что всегда валялась на широкой беседе, была ими всё же схвачена и заботливо подостлана под бренное тело знаменитого секироносца-волоха.
Аскольд спал глубоким тяжёлым сном, и по всему чувствовалось, что киевскому предводителю видится необычное действие… Он идёт берегом чудной реки, из которой выплёскиваются мелкие золотистые рыбки и что-то пытаются сказать Аскольду, но не успевают и, лишь помахав ярко-красными хвостиками и плавничками, снова заныривают в речку, но не исчезают в её зеленовато-прозрачной воде, а вновь и вновь пытаются повторить свои упражнения с речевыми назиданиями язычнику. Аскольд смеётся, любуется их забавой, но вдруг дорогу его преграждает высокий помост, на котором стоит вроде бы знакомый человек в прекрасной золотистой одежде и, глядя на Аскольда сверху вниз, гневно говорит:
- За грехи наши ты привёл к нам свой грозный северный народ. А мой народ не сеет и не пашет, ибо куда ни пойди, всюду - твой меч. Что хочешь ты взять ещё? Возьми! Но уходи от города, ибо вся жизнь замерла не только в столице нашей, но и в её окрестностях! Отступись от заповедей своих жестоких богов! Познай нашего Бога, и милосердие войдёт в душу твою! А кто не имеет жалости к врагу своему, тот быстро своей силой оскудеет.
Человек говорил так грозно, а лицо его при этом становилось таким большим, что Аскольд почувствовал на мгновение страх и попробовал отступить на шаг, но ноги его не слушались, никак не могли оторваться от камней, на которых он стоял, и крепко держали его на одном и том же месте. Между тем человек, гневно обличающий Аскольда в жестокости, продолжал быстро увеличиваться, вот он уже ростом выше горы и одновременно превращается в какое-то пышное облачное создание, грозно размахивающее руками и трижды повторяющее: "Познай Бога нашего, и милосердие войдёт в душу твою! Наш Бог это Бог любви и жалости к врагу своему!.." Аскольд с ужасом смотрел на это странное создание и вдруг увидел, как громадная воздушная рука этого существа тянется к его шее.
Аскольд сделал мощный рывок, пытаясь перехватить облачного обвинителя за руку, но стукнулся головой о борт струга и… проснулся. Мутными глазами он огляделся вокруг, увидел дремотного рыжеволосого Дира, прикорнувших телохранителей и пнул одного из них ногой. От шороха первым очнулся Дир и, увидев Аскольда проснувшимся, сразу понял, что его вожаку привиделся необычный сон.
- Кого ты видел во сне? - сразу, без обиняков спросил Дир и внимательно вгляделся в помятое лицо Аскольда.
- Никого, - хмуро отрезал Аскольд и тяжело присел. - Ты за дружиной глядишь? Все в сборе? Восвояси не пора? - спросил он, так и не посмотрев Диру в глаза.
- Давно пора, но всех сморило греческое вино, и, как управу на них применить, ума не приложу, - с досадой ответил Дир, поняв, что предводитель опять хочет со своими сомнениями бороться в одиночку.
- Ты помнишь Игнатия? - немного погодя спросил всё же Аскольд.
- Конечно, помню, - с радостью отозвался Дир, но дальнейший рвавшийся из души восторженный рой вопросов замкнул плотно сжатыми устами.
- Похоже, он начал призывать силу и мощь своего Бога, чтобы мы удалились восвояси, - задумчиво проговорил Аскольд, глядя мимо Дира вдаль, наслаждаясь запахом моря и предзакатной красотой неба. Но в следующее мгновение Аскольд уже громко засмеялся и вдруг предложил, озорно подмигнув Диру: - А можа, устроим состязания богов?
Дир вздрогнул, пожал в ужасе плечами.
- А если боги разгневаются, покарают нас и потопят в море?..
- Не потопят! - уверенно заявил Аскольд, прервал своего сподвижника и важно напомнил: - Во все времена боги помогали только смелым и решительным! Слюнтяев вроде тебя им тошно видеть! Дир обиделся. Ещё раз пожал плечами и в сомнении покачал головой.
- Как знаешь, - пробормотал он, но уже чувствовал какую-то тёплую, волнующую душу и голову силу, исходящую от всего могучего тела Аскольда, и залюбовался им.
"Кто в тебе ещё живёт, а, Аскольд? Сколько в тебе всего разного уживается! Какой же ты разностаевый!.." - растерянно думал рыжеволосый волох о своём предводителе и не услышал зов с моря.
А с маленькой сторожевой, ладейки кричали уже третий раз, всё звали Аскольда или Дира, но те, задумчивые, смотрели мимо лодчонки и её крикунов и едва не пропустили начало ещё одного ярчайшего события в своей жизни.
- Ну что ты всё орёшь? - с досадой вдруг обратил внимание на свой дозор Аскольд и чуть было не ушёл со своего помоста на корму струга, лишь бы задержать мгновение яркой мечты, лишь бы дали возможность обдумать всё как следует, а затем и исполнить, как угодно Святовиту и Перуну! - Спроси его, чего им надо? - нехотя попросил Аскольд Дира и отвернулся от дозорных.