Сначала медленно, лавируя между фурами, притормаживая, и Марта, как и предупреждал мужик, наваливалась на него всем телом и билась своим шлемом об его. Потом поголовье машин сократилось, мотоцикл вырвался в левый ряд и понесся вперед — толстой бесстрастной пулей. Марта интуитивно приспособилась к его ходу — сжимала сиденье бедрами, отчего они ужасно болели с непривычки, но зато ей удавалось держать равновесие. Первоначальный страх ушел, ее больше не пугали наклоны мотоцикла на поворотах и рык мотора при ускорении. Она смотрела через плечо мужика на приборную панель и на блестящий, гладкий бак с круглым значком BMW. Она думала, что это крутой мотоцикл. И что она крутая девчонка, раз поймала его.
3
Вам, конечно, не терпится узнать, что за человек подобрал Марту, не маньяк ли он, случаем, не водится ли за ним темных страстишек, не возникло ли у него сознательного (или подсознательного, что, в принципе, одно и то же) желания воспользоваться беззащитностью, молодостью и красотой нашей Марты? Я вас успокою: это самый обычный мужчина, как вы, как ваш лучший друг, как коллега, с которым вы сидите за соседними столами, а за обедом обсуждаете футбол. Будьте уверены, он испытывает те же самые чувства, что и вы, он точно так же насмерть перепуган жизнью, сердце у него доброе, но ум похож на выгребную яму, куда годами срали слоновьими кучами с плохопереваренными ингредиентами из долга, вины и представлений о настоящем мужчине.
Как и вы, как и ваш лучший друг, как большая часть коллег, с которыми вы сидите за соседними столами, он практически не знает своего отца, потому что тот ушел от его матери, но мать исхитрилась истолковать эту банальность по-своему. «Твой папа не хочет жить с тобой, — говорила она, собирая губы в узелок так ловко, словно по контуру в них вставили проволоку, — он хочет жить с другой женщиной».
Наш герой вырос в тени вагнеровского могущества другой женщины, темной богини отелей на час, Геллы туалетных отсосов в обеденный перерыв, щелчком сметающей со своего пути маленьких добрых фей-воспитательниц, какой, за неимением лучшего, пришлось стать его матери.
До чего же труден был святой путь этой женщины, отвергнувшей минет и взбитые, словно сливки, белые простыни отеля на час во имя прорезывателя для зубов!
Нет — разврату, да — Корнею Чуковскому!
Нет красному вину, нет долгим чувственным разговорам на дачной веранде, возле старой лампы, осаждаемой мохнатыми ночными мотыльками. О, она знала, чем заканчиваются такие разговоры, но в ее жизни присутствовало кое-что поважнее — например, протертый суп. Понятное дело, что на протертом супе ни один мужик долго не протянет, но мать нашего героя почему-то предпочитала упорно отрицать этот, казалось бы, медицинский факт. С самого раннего детства она рассказывала ему страшные истории про мужчин, каковые должны были вызвать в нем глубокое отвращение. Смысл такого подхода заключался в том, чтобы он не стал таким, как они, — читай, как его отец.
Всегда выгоднее играть на поле высокой морали, чем приземленных банальностей, из которых жизнь и состоит. Трудно найти союзников, если сказать: я просто хотела, чтобы он отдавал мне все свои деньги и дрочил в туалете, господи, неужели я так многого требовала?!
Гораздо больше сочувствия вызывает рассказ о тяжелой послеродовой депрессии, полной потере интереса к сексу и о ребенке, оказавшемся насквозь психически больным и не способным даже десять минут полежать в одиночестве в своей кроватке.
Именно таким, гиперактивным, наш герой, к несчастью, уродился. Сам за собой он, впрочем, ничего такого не замечал, но детство тем не менее провел в панике. Несмотря на жертвы, которые мать уже принесла ему и продолжала приносить едва ли не каждый день, она ни секунды не верила, что из этого выйдет хоть какой-нибудь толк.
Напротив, с каким-то гибельным сладострастием она ждала, когда же наконец в ее сыне взбунтуются отцовские гены и он опустится настолько, что станет заниматься сексом каждый день — вместо того чтобы учить английский.
Вы не поверите, но есть такие мужчины, кто желает заниматься сексом каждый день — ни в какие ворота не лезет! А когда выясняется, что еще как лезет, на помощь вновь приходят, держась за руки, мораль и нравственность. Встают по обе стороны раздолбанных ворот, куда действительно нет охотников лезть, и принимаются критиковать воротца поуже и поновее.
Гляньте только на этот фальшивый лоск! — заводит мораль.
Под свежей краской гниль и разложение! — подпевает нравственность.
Ну а закончат они, разумеется, тем, что истинная красота в служении другим, причем людям, а не половым органам.
Кажется, вы хотите спросить, что примечательного я нашла в герое, выросшем с огромным комплексом вины перед матерью, брошенной из-за него, и перед всеми теми хорошими женщинами, которых ему самому придется бросить, потому что они будут пичкать его протертым супом?