Марта не слишком хорошо соображала — сказывались полбутылки вина и секс с полным проникновением, который до сих пор звучал в ее теле, как привязавшаяся мелодия. Ей хотелось спать, но раскричалась Сонечка.
— Черт… — Марта с трудом разлепила глаза.
— Я подойду.
Яша встал и вышел из комнаты, а Марта тотчас провалилась в сон. Перед ней проносились дороги и мосты, с неба сыпались желтые и розовые конфетти, она уезжала отсюда навсегда, она чувствовала запах горячей летней дороги, ее бедра с силой сжимали кожаное сиденье мотоцикла, а руки обнимали сидящего перед ней мужчину. Через его правое плечо она видела кровавый водопад. Багровый лед, вода и кровь сходили на дорогу прямо с моста, еще секунда — и мотоцикл окажется под этим потоком; надо затормозить, почему он не тормозит?!
Марта проснулась словно от толчка.
С тем липким, безошибочным чувством, что случилось непоправимое.
В квартире было тихо.
Она встала, голая, и пошла в комнату Сонечки.
Дно манежа в крови, кровь наползала на веселых медвежат, нарисованных на клеенке, на прорезыватели для зубов, на белые ползунки лежащей на животе неподвижной Сонечки. В ее голове, покрытой темным пушком, зияла рана. На бортике манежа сидел Рюрик и смотрел на Марту.
Она закричала.
Бросилась к манежу и вынула из него Сонечку.
Из кабинета отца примчался голый Яша.
— Ты оставил дверь открытой!
— Ты не сказала, что ее надо закрыть!
— Возьми ее!
— Нет!
— Позвони маме!
— Нет, ты!
Марта не успела рассказать про удар кулаком в лицо, нанесенный отцом, про то, как он свернул попугаю шею, про обморок Иры, про больницу, отъезд Яши, похороны — все это детали, необязательные краски, подробности, которые не могут повлиять на главное, на то, что уже случилось.
Ей вдруг стало так холодно, что челюсти заходили ходуном, как у щелкунчика. Ее била крупная дрожь, отчего лежащее на коленях ружье то и дело соскальзывало и билось прикладом о землю.
А у ручья что-то происходило, детские всхлипы сменились низким глухим ворчанием, и нечто огромное, тяжелое, непобедимое полезло наверх, сотрясая склон, стволы деревьев, камни.
Изнемогая от любопытства, луна выглянула в щель между занавесями облаков, и Марта увидела поросшие рыжей шерстью руки с желтыми острыми когтями, а потом какая-то неумолимая сила оторвала ее от земли, и ружье упало в ручей, издав напоследок жалобный плеск.
Все вокруг поднималось в воздух, взлетало, словно притяжение прекратило существовать, и Марта ощущала того, кому молилась, того, кто знал ее, того, кто ее нашел, того, кто ее обманул. Он был везде, весь мир был им, и в бесконечном кружении Марте мерещились медвежьи лапы, рыжая шкура с запутавшимися в ней репьями и обломками веток.
Грудь Марты сдавило, захрустели кости, она была букашкой, поднесенной к глазам, в которых нет ничего, кроме бесконечной тьмы.
У нее нет камней, у нее ничего больше нет.
Он ведь сам выманил у нее все камни, прикинувшись маленькой девочкой.
Он обманщик. Мошенник. Лжец. Он формально известил ее об условиях договора (набери из ручья камушков побольше), но не упомянул, что на кону — ее жизнь.
Перед лицом Марты распахнулась исполинская пасть, ее обдало уже знакомым запахом крови и хвои, как вдруг из брезентовой куртки выпал последний, забытый камушек.
Откуда он взялся?
Может, завалился во внутренний карман, тот, что слева, у самого сердца? Может, Николай Бурцев захватил его в могилу, а теперь, сидя рядом с Сашкой среди золотых шаров, бросил его Марте с крыльца?
Лови!
Никто никогда не узнает, да и неважно, важно лишь то, что у всякого договора, даже самого абсурдного, есть условия, и эти условия выполнены.
Он в бешенстве.
Он ревет, скалит ржавые от чужой крови клыки; все охотники и жертвы ночного леса в ужасе попрятались, поприжали свои уши от этого рыка.
Он жаждет смерти, но Он не получит Марту.
Она падает на землю, а Он крушит деревья, вырывает их с корнем, весь мир изуродован его когтями, его зубами, его извечной злобой, что разлетается, как семя, как осколки зеркала, впиваясь в людей, змей и лис.
Марта лежит, ей трудно дышать из-за сломанных ребер, но ей больше не страшно.
Ни летающие валуны, ни сломанные деревья не могут причинить ей вреда.
И когда Он смиряется, когда падает на колени, когда наждачные пальцы с желтыми когтями шарят по траве и находят камень, Марта понимает, что есть кто-то больше, есть кто-то выше, есть тот, кто простил ее.
Марта лежит на земле, и дыхание ее слабеет.
19
На рассвете Катя Беляева и капитан тряслись в провонявшем бензином полицейском «козле». Катя исполняла женскую роль и всячески кляла неудобную машину, а капитан приводил многочисленные доказательства исключительной надежности «козла». Например, в бытность свою стажером он с начальником ехал на стареньком «козле» по Беломорью, а поскольку начальник был изрядно пьян, то неловким движением он вырвал руль из рулевой колонки.
— Да вы что? — поразилась Катя.