Все громко рассмеялись, а кое-кто с удовольствием поглаживал бороду, приговаривая: "Ай да Мстислав! Сладкоречивый якой!"
Рюрик удивленно разглядывал Мстислава, смеющихся бояр я нахмурившегося Лешко.
- А я и три раза повторю "нет"! - зло выкрикнул старейшина кривичей, когда смолк смех, и в наступившей тишине яро проорал: - Нет! Нет! Нет!
Мстислав тяжело вздохнул и горько промолвил:
- Ну, нет так нет. А я рече: "Да! Да! Да! Да правит Рюрик!" - И он сел на свое место, ни на кого не глядя.
Гостомысл оглядел всех советников и проговорил, упершись взором усталых глаз в стол:
- Все старейшины свое слово сказали. Решение должен изречь я.
Поднялись с беседы старейшины славянских и союзных финских племен. Поднялись и рароги-варяги. Поднялся и верховный жрец рарогов, оставшийся безучастным к решению совета.
В наступившей тишине Гостом ысл торжественно объявил:
- Две зимы и два лета управлялися союзные племена финские и северные славянские дурно, своему владев телю не подчинялись, отчего встал род на род, начались усобицы, загубили правду, и никто не смог установить внутреннего порядка. Весною года этого, 6370 от сотворения мира, собрались племена: Чудь, Меря, Весь, Кривичи и Словене новгородские и рече: "Поищем себе князя, который бы владел нами и судил но праву". Порешивши так, пошли мы за море, к варягам, к руси, и рече им: "Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет: приходите княжить и владеть нами". Собрались три брата из рода Соколов племени Рарога: Рюрик, Сигур и Триар с родичами своими, взяли с собою всю русь и пришли... - Новгородский посадник перевел дух и продолжил: - Да прими, князь Рюрик заморский, дела племен: Чудь, Меря, Весь, Ильменя Словен, Полочан, Дреговичей и Дулебов, охраняй земли их и блюди правду в них по всей строгости. Пусть дом твой будет в Ладоги вместе с домом Бэрина, друида солнца племени твоего дом брата меньшего Сигура - в Белоозере, у племени Весь; дом брата среднего Триара - во Пскове-городе, у ильменских словен. Олаф, младший родственник, будет дом имати в Полоцке, земле Полочан; Аскольд - на ре" ке Свири, в земле ильменских словен; Дир на реке Шексне, в земле Мери; Рояульд - посол знатный - на озере Чудском, а Эбон, посол знатный, будет дом иметь на Неве-озере. А в городе Новгороде, у ильменских словен, княжить будет князь Вадим, яко и прежде княжил,монотонно закончил чтение указа новгородский владыка; затем осторожно исподлобья оглядел советников и снова уставился в бересту.
Рюрик взметнул было головой в сторону новгородского князя, но тут же сник.
Гостомысл оторвал тяжелый взгляд покрасневших глаз от бересты, посмотрел на зардевшегося Вадима, поникшего Рюрика, затем на старейшину кривичей и глухо проговорил:
- Лешко оповестит кривичей о своем решении, и, ежели племя будет глаголити другое, мы дадим им варягов для охраны и суда во их во краю, - не утруждая себя выбором слов, завершил новгородский посадник.
Все тихо склонили головы в знак согласия, а Лешко, Шумно вздохнув, первым покинул советную гридню.
- Да будет так! - трижды воскликнули в заключение словенские советники во главе с Гостомыслом и, довольные, уставились на варягов.
Рюрик, держа в правой руке меч, а в левой - щит, с низко опущенной головой выслушал троекратное "Да будет так!" и не произнес ни слова. Он знал, что должен стоять с высоко поднятой головой, с презрительным взглядом, скользящим поверх голов советников, но... позади были только пепел и дым сгоревшего селения, а впереди - одна неизвестность.
Аскольд перевел ошарашенный взгляд с Гостомысла на Рюрика, затем на торжествующего Вадима, потом на Полюду и Домослава и ничего не мог понять. "Нас всех разделили?! Разделили! И даже Дира у меня отняли?! Как они посмели?! Кто же здесь правит?! Что ж ты молчишь, щитом прикрытый князь рарогов? Где твой знаменитый меч Сакровира?" - хотел прокричать он, но язык присох к гортани, и волох стоял, как жертвенное изваяние в степи.
Рюрик приподнял голову, увидел горящий взгляд Аскольда, порыв и слезы Олафа, недоумение Дира,сожаление Ромульда и Эбона, отрешенность Бэрина, но никому ничего не смог сказать...
ПРОБУЖДЕНИЕ МРАКОМ
И Рюрик поселился в Ладоге. А что было делать? С думой о Новгороде надо было распрощаться, а запала та дума в душу глубоко, и запала еще в Рароге. Теперь надо бы освободиться от нее, чтобы не жгло обидой сердце, да не получается. Так, с обжигающей обидой душу думой и строил он возле Ладоги свой большой деревянный дом и задиристую крепость при нем.