Рюрик и мистика истинной власти

Другой, не менее важной задачей, которую восточноевропейские племена пытались решить с помощью призвания нового правителя, было прекращение губительной междоусобицы. Лучше понять сложившуюся ситуацию нам поможет аналогия из древнерусской «Повести о Петре и Февронии». Из-за низкого происхождения жены муромского князя Петра бояре вынудили его оставить свой престол. Когда он спустя некоторое время хотел отплыть, его нагнали муромские вельможи, обратившиеся к нему со следующей мольбой: «Господин наш князь! От всех вельмож и от жителей всего города пришли мы к тебе, не оставь нас, сирот твоих, вернись на свое княжение. Ведь много вельмож погибло в городе от меча. Каждый из них хотел властвовать, и в распре друг друга перебили. И все уцелевшие вместе со всем народом молят тебя: господин наш князь, хотя и прогневали и обидели мы тебя тем, что не захотели, чтобы княгиня Феврония повелевала женами нашими, но теперь, со всеми домочадцами своими, мы рабы ваши и хотим, чтобы были вы, и любим вас, и молим, чтобы не оставили вы нас, рабов своих!»[189] Однако уцелевшим муромским боярам было гораздо легче прийти к согласию между собой, чем участникам усобицы IX в., уже в силу того, что все они безусловно признавали авторитет и право своего князя на власть в городе. Как было показано выше, княжеская власть существовала у ильменских словен еще до призвания варягов, и вполне возможно, что аналогичные племенные княжения могли существовать и у некоторых других участников конфликта. Соответственно, необходимо было выбрать такого правителя, чей авторитет и право на власть признавались бы всеми вовлеченными в междусобицу сторонами.

Именно на благородство происхождения делает акцент Иларион при упоминании императорского титула кагана у правнука Рюрика: «Сии славныи от славныихъ рожься, благороденъ от благородныихъ, каганъ нашь Влодимеръ…»[190] На это ссылается и Гостомысл в своей речи, когда он советует новгородцам призвать варяжских князей: «…того ради намъ надобны Князи, которые бы нами владли; а таковы три брата Князи, изъ честнаго произведенiя крови, обртаются въ Варяжской земл, разумомъ и храбростiю воинскою славны…»[191] Данная речь новгородского старейшины была помещена в «Синопсис» XVII в., и мы вполне бы могли пренебречь этим текстом, расценив его как вольную фантазию позднего автора, если бы аналогичные представления о природе верховной власти у славян нам не встречались бы в гораздо более ранних источниках, заслуживающих безусловного доверия. Так, например, византийский император Юстиниан II в 691 г. набрал войско из живших в Фессалониках славян: «Он набирает из них войско численностью до тридцати тысяч, вооружив которое он нарек его “отборным”, поставив над ними архонтом некоего по имени Небул из более благородных (среди них)»[192]. Данное замечание автора показывает, что у южных славян имелись «благородные», т. е. наиболее знатные и главенствующие роды, из числа которых и избирался верховный вождь. Франкские анналы, описывая войну 789 г. Карла Великого с полабскими славянами, упоминают верховного правителя велетов-вильцев Драговита, отмечая при этом, что «он далеко превосходил всех царьков вильцев и знатностью рода, и авторитетом старости»[193]. Примечательно, что все так называемые «младшие анналы», упоминая титул Драговита, именуют одного его царем (rex), точно так же, как и самого Карла Великого. Все эти данные, относящиеся к самой ранней письменно зафиксированной истории как южных, так и западных славян, свидетельствуют о том, что главенство среди племенных вождей зависело в первую очередь от знатности рода и благородства происхождения. В силу всего этого мы с уверенностью можем заключить, что данное обстоятельство напрямую относилось и к самому основателю русской великокняжеской династии. Соответственно, если приведенное выше утверждение «Синопсиса» XVII в. о Рюрике и его братьях, что они «изъ честнаго произведенiя крови», и не восходит непосредственно к какому-то несохранившемуся древнерусскому тексту, то, во всяком случае, абсолютно верно по смыслу и отражает древнюю общеславянскую традицию.