Рюрик. Полёт сокола

— Могут, — кратко согласился двоюродный брат погибшего князя, глядя на плачущую княгиню. — В таком разе лягу рядом с Годославом по чести воинской, иначе, что я ему скажу там, в Ирии, коли встретимся на вечных лугах Сварога? А не убьют, хоть знать будем, чего там хитрый Людовик задумал. Иду я, братья, коня мне и стременного, более никому рисковать нет нужды.

— Окажи честь, брат Добромысл, дозволь с тобой пойти, забрать тело князя нашего, — молвил седой Бронислав. — Не прощу себе, коли хоть мёртвого Годослава не увижу.

Добромысл хотел возразить, но потом только махнул рукой.

Спустя короткое время, городские ворота, заскрипев, чуть приоткрылись, выпустив трёх всадников, и тут же затворились опять. Добромысл был одет в подобающие такому случаю богатые доспехи. Встретив ободритских посланцев, рейтеры сопроводили Добромысла и его охоронца-стременного в лагерь короля франков. Начальник городской стражи Бронислав, спешившись и сняв шелом, остался у тела князя. Постояв так некоторое время, он привязал повод своего коня сзади к возу и, взяв запряжённого франкского коня под уздцы, повёл его к городским воротам.

В лагере Людовика Добромысл с охоронцем шли словно по раскалённому железу, ожидая в любой миг удара меча или копья в спину. Вражеские воины, заметив пришлых рарожичей, идущих в сопровождении их начальника, порой зубоскалили и показывали непристойные жесты. К самому шатру короля бодричам пришлось шагов пятьдесят пройти меж двух шеренг выстроившихся угрюмых воинов Людовика. У входа в шатёр охрана забрала мечи и тщательно обыскала варягов.

— Ваш рех Годлав был могучим и храбрым воином, а мы, франки, всегда уважали достойного противника! — произнёс высокопарно Людовик, король восточнофранкского королевства, восседая на своём походном троне.

— Значит, вы пришли в наш Гомон-град и сожгли его только для того, чтобы выразить нам своё уважение, а князя нашего убили от восхищения его храбростью? — хмуро проговорил варяг — рус, не отводя очей от холодного взгляда короля франков.

— А ты, Добромысл, так же дерзок, как и твой погибший князь, но ты забыл, что град Гамбург был взят вами силой в союзе с норманнами два года тому назад, — всё так же невозмутимо и холодно ответил король, тронув концы по-немецки загнутых вверх усов и огладив небольшую бороду.

— Сей град изначально был нами, ободритами, основан там, где в устье Лабы гнездилось много птиц и стоял сущий гам, оттого и название граду было дано. А землю сию датскую наши с тобой, король, деды вместе отвоевали, ваш Карл и наши князья Витослав, а потом Годелюб, дед того самого Годослава, которого вы нынче убили, — твёрдо ответил глава бодричей.

— Твоя память, Добромысл, короче моего скрамасакса, — строго заметил Людовик. — Ты забыл, что даны захватили ваш град, а мой дед, Карл Великий, помог отбить его и, по праву победителя, оставил за собой, учредив пограничный град Гамбург. Давай будем решать не то, что было, а то, что есть сейчас. А сейчас твой город окружён, и я могу его взять.

— Не думай, король, что это тебе удастся легко, мы будем сражаться до последнего, — гордо выпрямился Добромысл.

— Я же сказал, что ценю вашу храбрость, но ты прошёл по моему лагерю и видел, сколько у меня воинов, рано или поздно мы всё равно возьмём Ререх. — Наступило долгое молчание.

— Что ты хочешь предложить, Людовик, ведь ты меня позвал не для того, чтобы говорить о прошлом?

— Верно, но и не для того, чтобы предложить жителям Ререха сдать город, как ты думал. — Людовик выдержал паузу и остался доволен удивлением, написавшимся на лице ободритского посланника. Добромысл, в самом деле, всё это время перебирал в голове, какие условия сдачи града предложит франкский правитель.

— Я хочу предложить, — продолжил франк, — твоему народу достойный мир. Я не буду брать штурмом Ререх, останутся в живых твои воины и мои. Ты будешь править градом и прилегающими землями, пока не подрастёт твой племянник, которого, я знаю, тоже зовут Ререх, как и город. Вы будете платить мне дань, как и все франкские города. А чтобы наш мир был прочным У тебя есть дети? — пристально взглянул Людовик.

— Осталась только дочь, все сыновья полегли в битвах, — глядя прямо в очи короля, отвечал Добромысл.

— Хорошо, пусть твоя дочь выйдет замуж за одного из моих вельмож, а франкская принцесса станет женой князя Ререха, когда он достигнет должного возраста… А ещё, — подумав, молвил франк, — сыновья трёх самых знатных горожан должны отправиться со мной, как залог нашего обоюдного согласия. — Добромысл хотел возразить, но король опередил его. — Они будут жить и воспитываться вместе с детьми моих баронов и герцогов, на равных, даю тебе слово короля.

Ободритские посланники несколько растерянно переглянулись.

— Я… не могу сразу дать тебе ответ, король, — отвечал Добромысл. — Наш закон требует совета со старейшинами и волхвами…

Да и князя похоронить надобно, прежде чем над его костями торг вести…