Рюрик. Полёт сокола

– Мой чудесный батыр, – тихо шептала Серпике, осторожно поглаживая исцарапанный лик больного, – моя хозяйка, госпожа Лайпи, уговаривает своего мужа выкупить тебя. Ты ей очень нравишься, она мечтает заиметь себе такого раба, – очи девушки налились слезами и болью. Раненый едва заметно покачал головой. – Ничего не говори, я понимаю, что ты хочешь сказать. Сама не ведаю как, но понимаю, милый. – С этими словами девица прижалась к широкой груди богатыря и замерла от мгновения счастья. – Я знаю, ты вольный, как дикий степной скакун, и под седлом ходить не будешь, скорее умрёшь. Я булгарка, но булгары тоже разные, потому что разных предков потомки. Те, которых теперь называют чёрными хазарами, подчинились хазарам и стали вроде их цепных псов. Другие ушли на Дунай и теперь свою страну имеют, смешавшись со славянами. А мои предки ушли с Азова на Идель и Кара-Идель, и хотя мы платим дань хазарам, но веры и порядков своих держимся. Зовёмся мы сувары, а потому наш главный город тоже носит имя Сувар. Мы никогда не были кочевниками, издревле растили злаки, разводили скот, пчёл, занимались всяким ремеслом и торговлей. И веру чужую магометанскую не приняли, Великого Тенгри нашего не продали за посулы арабов, хотя булгары на восходе и на полудне уже омусульманились…

– Суварушка ты моя, Серпик милый! – то ли прошептали в ответ уста раненного батыра, то ли прозвучало в сознании девушки, и от тех слов покатилась по всему существу её блаженная волна счастья, голова закружилась так, что казалось, она куда-то падает, но это падение или полёт было сладостным.

Спустя некоторое время Сила смог говорить, а потом и вставать. Пошатываясь, он ходил по своей каменной темнице. Это время было самым счастливым для влюблённых. Богатырь попросил принести ему тайно кусок железного прута, чтобы тихонько, когда не видит стража, быстрее восстанавливать свою силу.

– Как же ты в служанки попала к градоначальнице, Серпик? – спрашивал батыр, мешая в речи словенские и булгарские слова и глядя в тёмные, чуть раскосые очи девушки. Так он по-своему произносил имя Серпике. А булгарка на свой лад называла Силу созвучным Силмук, и тоже говорила на смеси словенского, булгарского и тюркского. Только для влюблённых не важен язык слов, они разумеют язык сердца, а он един для всех народов и в переводе не нуждается.

– У нас земля была, Силмук, и жили мы хорошо, но однажды в конце зимы, когда отец вёз зерно на торжище, кони его провалились под лёд, а он все старался их вызволить, так и утонул вместе с лошадьми. Мать осталась одна с нами шестерыми. Дело без отца пошло всё хуже, часть земли продали, а потом и вовсе пришлось мне в служанки к дальней родственнице пойти, чтобы помочь матери и младшим братьям и сёстрам. Вот так и оказалась я в доме градоначальника. Раньше было непривычно и до того тоскливо после трудной, но вольной жизни, зато теперь я самая счастливая, потому что с тобой встретилась…

Но вскоре Серпике пришла весьма встревоженная.

– Силмук, там уже закончили подземелье, предназначенное для тебя, сегодня повесили крепчайшую дубовую дверь, окованную медными листами, и установили наружный затвор. Значит, завтра-послезавтра тебя повезут в дом градоначальника. Лекарь убедил Тайную Стражу, что память и речь к тебе никогда не вернутся, а потому изведывателям ты не нужен, градоначальник выкупил тебя за малые деньги, – прошептала Серпике, подавая принесённую для батыра еду. – Запрут тебя в крепком подземелье, а что будет дальше, я боюсь и думать…

– Серпик, нельзя мне в подземелье градоначальника, скоро битва… ну, в общем, нельзя, Суварушка моя, никак нельзя. Надо что-то придумать.

– Всё понимаю, милый, я попробую помочь тебе, нам… ведь я теперь без тебя жить не смогу. До завтра! Мне надо ещё сегодня во много мест поспеть, – и девица тут же быстро выскользнула из темницы.

* * *

– Ну, что там наш батыр? – неожиданно прозвучал сзади задумавшейся служанки голос госпожи, заставивший Серпике вздрогнуть.

– Он ещё не совсем здоров, ходит с трудом, и… – быстро заговорила смутившаяся служанка, не поднимая очей на хозяйку.

– А ну, гляди мне в очи, – с подозрением проговорила Лайпи, поднимая за подбородок лик Серпике и вглядываясь в её очи так, как будто хотела добраться до самого дна двух тёмных очарованных омутов. Говорят, что женщина видит сердцем, кто знает, может и так, а может влюблённые очи девицы, ещё миг тому в мыслях беседовавшей с любимым, не успели принять привычное непроницаемое выражение и выдали себя лучащимся блеском…

– Ах ты… – начала было госпожа, но потом пресекла себя. – С завтрашнего дня будешь помогать ухаживать за моими лошадьми, у тебя в этом большой опыт, как я помню, теперь твоё место на конюшне, красавица! – с перекошенным ненавистью ликом молвила госпожа и, круто развернувшись, быстрым шагом ушла в свои покои.