Рюрик. Полёт сокола

– А как могут дать совет те, кто в рабстве пребывают, не видишь разве? – искренне удивился воин. – Вот взять хотя бы Горевату, куда ж ему быть свободным человеком, ежели у него одни солеварни какую прибыль дают, а большие деньги больших забот требуют, им служить надобно, причём денно и нощно! Это, княже, покрепче цепей и плетей жестоких. От цепей, бывает, избавляются и бегут, а от своих оков не сбежишь. А у него, кроме солеварен, ещё и поля огнищанские, и промысел звериный, да всё, что добыто, продать надо. А кому – хоть Лешему, хоть врагу, с любым в сговор войдёт, лишь бы добро прибывало. Вот он и вертится, чтоб много чего уладить, обойти, уговорить, подкупить, да чтоб от воровства, кое всегда при больших деньгах живёт, урону не было, всего не перечислить… Одно слово, нет того рабства крепче, чем достаток лишний. Нет, княже, сие важнейшее дело вначале волхвы решить должны, а уж потом, по их слову, и всё остальное приложится…

– Княже, волхвы пожаловали, – доложил гридень теремной стражи.

– Зови! – кивнул князь.

Неспешно и с достоинством вошли длинноволосые и длиннобородые волхвы во главе с самым старшим седым Богумилом из Нов-града, служителем священного урочища Перынь. Следом шёл Изборский волхв Древослав, улыбчивый, с добрым прищуром внимательных очей. Третьим был Ильмерский волхв Хорыга, высокий кряжистый муж средних лет, которого, ежели б не длинные власы и борода, можно было принять за воина. Одеты были волхвы в свою обычную одежду из выбеленного конопляного полотна, с особенным у каждого посохом и обережными знаками на поясе и на груди. Почтенные гости прошли и, поздоровавшись с князем, чинно уселись на широкую дубовую лаву напротив Гостомысла.

– Отцы, – обратился к ним князь, – днесь о полудне зрел я сон чудный, коий вам и поведаю. Привиделось мне, яко из чрева дщери моей средней Умилы произросло древо велико и плодовито, и покрыло оно весь град Великий, и от плодов же его насыщахуся люди всея земли. Растолкуйте мне сей сон дивный, волхвы многомудрыя, о чём он вещует, о добром ли, о злом?

Волхвы переглянулись меж собою, пошептались, после старый Богумил степенно изрёк:

– Вещий твой сон, княже, самими богами посланный. А означает он, что коли власть княжеская перейдёт к старшему отпрыску дочери твоей Умилы, то плодотворным да угодным земле Словенской будет то княжение. А коли так, то возблагодарим богов наших пресветлых и велемудрых, души предков наших достойных, в Сварге пречистой пребывающих, и нам, живущим, советом добрым помогающим, – веско закончил волхв.

– Верно, Рарог происходит из варягов-руси, одной с нами крови и одной веры! – поддержал волхв Древослав.

– А я супротив призвания варягов, – неожиданно подал голос молчавший до сих пор волхв Хорыга, хмуря свои и без того густые брови. – Сии бодричи, полабы, лютичи, руяне и прочие народы, что живут ныне на полуденном берегу Варяжского моря, суть варяги, потому у них хоть и наша вера, но искажённая. Храмы они возводят роскошные, и богов облекают золотом, из-за того окрестные народы из зависти ведут с ними бесконечные войны. И с нурманами да франками они союзы брачные заключают. И княжение по наследству передают, а истинное правление на Руси издавна вершилось Вечем, и ничем иным!

– Эге, брат Хорыга, – возразил Богумил, – не ровняй те времена, когда ваш Род из Сурожи два века тому сюда пришёл. Нынче время другое, и Вече другое, на каждом собрании всяк кулик своё болото хвалит и норовит только в свою пользу решение принять, а до общего нет никому дела, вот и рвут нас по частям, кому не лень. Для объединения нужна рука сильного князя!

– А вспомните Русколань, – горячо возразил Хорыга. – Великую державу сотворили наши предки от священной Ра-реки до Дуная синего, и тысячу лет никто не мог ту державу одолеть, и правилась она князьями, происходящими из рода Ория, и Вече народным.

– Русколань порушилась не столько от готов да гуннов, сколько от того, что русы с борусами свары начали, – заметил Древослав.

– Я и реку, – подхватил Хорыга, – венды захотели отделиться, и унесли своих богов к морю, именуемому ныне Варяжским. Смешались там с франками, саксами да нурманами и многое у них переняли. На том же острове Руян у воинственных ругов отлитый из золота бог Радегаст ныне изображён в доспехах, с копьём и щитом, а на шлеме не мирная утица, а боевой петух. Из бога-созидателя, бога Гостеприимства, Радогощ стал богом-воином… У лютичей он, напротив, изображён нагим, как ваяют богов по греко-римским устоям. У него великое чрево и толстый зад, чисто тебе саксонский бюргер, любитель хмельного пива! – на сии слова волхвы и князь сдержанно засмеялись. – В знак устрашения опять же недобрых соседей, – продолжал Хорыга, – лютичи снабдили своего Радогоста львиной головой. А призови мы их князя, и придётся кланяться сим чревоугодным изваяниям, коим варяги порой приносят человеческие жертвы! – и Хорыга с возмущением стукнул об пол своим берёзовым посохом.