– Воину, в самом деле, сражаться добре надо, а вот князю важнее мыслить, притом широко и вперёд глядючи. Главное, не забывайте в тех сражениях и стычках, кто вы есть и откуда. Должен я вам, внукам моим, поведать, а коли знаете, то напомнить родословную нашего рода словенского. Мой отец, а ваш прадед имением Буривой, был потомком в девятом колене самого Владимира Древнего. Сей Владимир с братьями Избором и Столпосветом были детьми Венда, или по-другому Вандала, потомка Словена, основателя Северной Руси, который пришёл в сии земли вместе с братом своим Русом. И все мы – их сыновья и потомки. Знайте о том, потому как без памяти о роде своём слаб человек перед невзгодами жизни. Хотя, коли жёны ваши франкские да свейские будут, так и неведомо, чью родословную запоминать станут внуки ваши, – печально закончил старый князь.
– Эге, брат, неладно вышло, – вспомнил вдруг Трувор, – подарки-то мы не отдали!
– Да, дед, ты уж прости нас, беседа больно забористая, про всё забыли! – стал оправдываться Рарог. Он оглянулся и что-то молвил дедову охоронцу Вергуну, который кивнул ему в ответ. Отворилась дверь, и внесли подарки.
– Вот, матушка тебе передала рубаху вязаную, будто кольчуга, только из шерсти особой, воды не боится и легка, что твой пух. Будет в ней телу тепло и сухо, а душе радостно и покойно. А от нас троих кинжал булатный с каменьями и чеканкой, и щит того же мастера красоты неписаной, пусть он хранит тебя и о нас, твоих внуках, напоминает. – Гостомысл, щурясь, стал разглядывать подарки, больше не потому, что они его интересовали, сколько чтоб выказать своё уважение и внимание.
– Деда, – улыбнулся вдруг Рарог, – а ведь чую, не затем ты нас кликнул, чтоб о житье-бытье поспрошать, сказать-то чего хотел?
Очи старого Гостомысла засияли, будто угли костра, раздуваемые налетевшим ветерком, внутренний огонь так и засветился в них. Дед взглянул на внуков и заговорил с новой силой:
– Великую мечту имею, всю жизнь на неё положил и я, и дети мои… – Старик снова задумался, то ли подбирая нужные слова, то ли просто давая отдых старому телу. Наконец, он снова заговорил, и внуки чувствовали, что не словом речёт старый князь Гостомысл, но душою своею. – Коли не объединим все племена славянские и иные, что с нами в мире жить хотят, то ждёт нас участь страшная, рабская, можем вовсе исчезнуть с лица земли, как исчезли бесследно многие великие народы. Ныне на нас с полуночи нурманы нападают, людей убивают, в полон увозят, грабят и разоряют нещадно. С восхода и полудня хазары рыскают – Киев, Чернигов давно под ними, все пути торговые переняли, за позволенье купцам пройти либо в Понт Евксинский, либо в море Хвалисское, непомерную дань берут, а то и вовсе отбирают товар и хорошо, если люди живы останутся. Да и у вас, сам мне только что рассказал, как франки, даны и свеи вражду меж бодричами и лютичами в свою пользу обретают. Ослабнем мы все, коли так жить будем и далее, а враги возьмут нас голыми руками и в своих рабов обратят, – рёк с глубокой печалью Гостомысл. – Совсем скоро уйду я в мир Иной. Чтоб земля Словенская сиротинушкой не осталась, должен я её в надёжные руки передать. – Князь пристально поглядел на внуков. – Потому и позвал я вас, чтобы ты, Рарог, как старший из троих наследников, принял власть над землёй Новгородской.
Не ждал такого поворота Рарог. А отвечать надо, но мудрый дед Гостомысл всё понимал, хоть и стар был.
– Завтра приходите ко мне о полудни, буду я не один, а с волхвами нашими и старейшинами, а ты, Рароже, до завтра подумай, что им ответить. А теперь идите, внуки, отдохните после дальней дороги.
– Не спишь, брат? – спросил Трувор, слыша, как ворочается с боку на бок на своём ложе Рарог.
– Какой там сон! Приехали мы с тобой деда больного проведать, и только, а теперь, выходит, всю жизнь должно круто изменить, это же трудней, чем коня на полном скаку повернуть, легко и шею сломать! – ответствовал старший брат. – А как же земля Ободритская, град наш Рарог? Да и на Сицилию я поход задумал. Вот и выбирай теперь. Дед Гостомысл мне не чета, а и то не справляется с разладом в Новгородчине, хоть всю жизнь тут прожил.
– Ты что, брат, дед-то уж стар, здоровьем слаб, чего себя с ним ровняешь? Раньше он спуску никому не давал, помнишь, мать рассказывала. А я выходил на звёзды глядеть, большие они тут, ясные, не такие, как у нас. А просторы! Земли кругом сколько хочешь, людей мало, грады невеликие совсем, а озёр, рек да лесов – немерено! Ольг тоже не спит, тревожится, понятное дело, невеста за другого замуж вышла, как бы душевная тоска не заела… – промолвил, уже засыпая, Трувор.
– Да, – протянул, снова переворачиваясь на широком ложе, Рарог, – задал дед задачу, да такую, что голова вот-вот на части развалится, как от удара мечом по шелому. Пойду-ка я, с Ольгом поговорю, он всё-таки волховского рода, лепше нас с тобой богов разумеет, да и его самого от мыслей смурных отвлеку.