Рюрик-викинг (сборник)

– Гостомысл, Гостомысл, – наклонились к нему старейшины, – слышишь ли: весь народ славянский последует твоему совету!

Гостомысл открыл глаза, радостная улыбка озарила его лицо, тихое счастье засияло в снова загоревшихся глазах.

– Принял, принял, – прошептал он.

– Да, за море, к Рюрику, Сигуру и Триару, будут отправлены послы.

– О, счастье, счастье! – воскликнул старец. – Мужи новгородские, и вы, старейшины, подойдите. Дайте мне умереть спокойно. Клянитесь, что князь будет призван.

Желание Гостомысла было исполнено. Тут же, на вечевом помосте, дали клятву возможно скорее призвать князей из скандинавского племени варяго-россов все приильменские старейшины, а с ними старейшины кривичей, веси, мери и дреговичей.

– Теперь я умру спокойно! – в порыве счастья воскликнул Гостомысл. – Родная страна! Великое будущее открывается перед тобой! Крепкая властью своего единого вождя, из века в век будешь процветать ты. Прекратятся в тебе раздоры, и, сильная, могучая, будешь ты расти, расти на славу нам и страх врагам. Все беды твои прекратятся, сильны славяне будут единой властью, и падут пред их великой страной в изумлении все народы.

В несказанном восторге, как бы видя пред собой какое-то чудное зрелище, Гостомысл протянул вперед обе руки и продолжил прерывающимся голосом:

– Вижу в тумане многих веков, на севере дальнем, город великий. Вижу в тумане родную страну могучей и сильной, вижу державных вождей. Прежних раздоров как не бывало. Мирным трудом поселяне свой хлеб добывают. Воинов рать от врага их хранит. Счастье, довольство в славянском народе. Боги! Вам слава.

Голос Гостомысла слабел и перешел, наконец, в чуть слышный шепот. Окружавшие его носилки старейшины с тревогой глядели на него. Вдруг старец вздрогнул всем телом и тихо опустился на ложе. Глаза его закрылись, но по лицу блуждала прежняя радостная, счастливая улыбка.

– Тише, заснул Гостомысл, – послышался шепот.

Но Гостомысл не спал. Дело его на земле было кончено, и душа оставила его дряхлое тело – он умер.

День клонился к вечеру. Последние лучи заходящего солнца озарили своим светом славян, в гробовом молчании окруживших смертный одр своего мудреца.

Среди викингов

Воин от колыбели,

Я жизнь обрек свою!

Сага об Олаве Трюггвассоне

Между тем тот, имя которого у всех на Ильмене было на устах, ничего не знал об этом и даже предполагал созвать новый поход на славянщину.

Многое случилось с Рюриком перед возвращением на родину.

Когда конунг Старвард достаточно похозяйничал в стране пиктов, тут же решен был новый поход на страну франков. Мало добычи было у храбрецов, не хотелось им чуть не с пустыми руками домой возвращаться, вот и решились они навестить богатые берега франков, где уже – уверены они в том были – недостатка в добыче не будет.

Весело режут волны морские легкие драккары, с парусами, полными ветром.

Впереди всех идет драккар Рюрика, а за ним несется с других драккаров громкая песня викингов, подвиги которых уже успел воспеть скальд.

Звенел мой меч в тот день счастливый,
Когда ко вражеским брегам
Прибил его ветер прихотливый,
Готовил враг погибель нам.
Мечи звенели, стрелы пели,
Но нас враги не одолели,
Отброшен бешеный напор!
Звенел мой меч в день жаркой сечи
Среди Британии полей!
Рассек я шлем вождя по плечи,
Скатилась прядь его кудрей,
И умер он… Младые девы
Лобзали с горем милый прах,
И скальд сложил о нем напевы –
Напрасно женщины в слезах!
Нет в мире лучше дел войны…
Кто не был в битвах – прожил скучно!
Как осень, дни его темны!

И радостно, радостно на сердце у Рюрика. Идет он добывать славу и лучшие друзья с ним. Вот драккар его названного брата, урманского конунга Олава, с ним и братья Рюрика, Сигур и Триар, вон драккар кротких названных братьев ярлов Аскольда и Дира, а вот рядом с ним его неразлучный спутник Рулав, храбрый берсерк, с лицом, покрытым бесчисленными шрамами – следами бесконечных битв.

Однако у франков храбрецы решили не задерживаться. Дошли до них слухи, что на Ильмене, который они считали своим, не все спокойно.

Да кроме этого подумывал Рюрик о другом.

Нужно, чтобы весь великий путь из варяг в греки в их руках был, Волхов да Ильмень покорены, так и Днепр не мешает своим сделать.

Он уже делился своими планами с конунгами. Те одобряли.

– На Ильмене все звероловы живут, – говорили они, – и в землях полянских, и у древлян тоже немало нашлось бы для нас мехов дорогих.

– Поляне что! – презрительно произнес Рулав. – Знаю я их! На мужей не похожи, наши женщины их храбрее.

– Что так?