Рюрик удивленно оглянулся на стук. Вызывать слугу стуком в его доме мог только он, князь. Но Гостомысл шумно прохаживался вдоль стола княжеской гридни и не обращал внимания на присутствующих.
Вошел слуга.
— Накрой-ка нам на ужин чего-нибудь, — по свойски приказал Гостомысл слуге, не взглянув на князя.
Хромоногий Руги почтительно поклонился посаднику, вопросительно глянул на своего рикса, который вялым кивком подтвердил требование главы ильменских словен, и пошел выполнять распоряжение.
— Что ж, пусть сидят во Киеве! — трижды, как эхо, повторил князь наказ Гостомысла, с трудом успокаивая свою мятежную душу.
Дерзость Аскольда
Была темная ночь, когда в ворота Аскольдова двора в Киеве постучал человек, закутанный в длинную накидку. На вопрос слуги он скороговоркой проговорил:
— Аскольда немедля подними!
— Да он и не спит, — молвил слуга. — У него жена только что сына родила, — радостно пояснил он.
— Да ну? — удивился пришелец. — Как же он тогда… — подумал вслух человек, но оборвал себя на полуслове. — Где он? Веди меня к нему, беспокойно потребовал таинственный гость и быстро пошел за слугой,
В доме Аскольда было суетно. Из дальней клети слышались смех, глухие возгласы и крикливый плач младенца.
— Стой здесь, — попросил слуга пришельца. — Сейчас князя позову!
Ждать пришлось недолго. Аскольд, взволнованный, улыбающийся, вгляделся в уставшее лицо пришельца, сразу же узнал его и повел в свою гридню.
— Пойдем! А ты проверь ворота, — приказал он слуге.
— Так что? — нетерпеливо спросил Аскольд, с трудом переключая свое внимание с радостного события, только что происшедшего в его доме, на стоявшего рядом с ним человека.
— Самое время! — взволнованно зашептал тот, сверкая глазами, и быстро перечислил, загибая по очереди один палец за другим на правой руке: — У берегов Сицилии выстроился огромный флот пиратов и требует Михаила Третьего к себе.
— А он что? — с яростным блеском в глазах продолжал расспрашивать Аскольд.
— В Каппадокии горят личные владения Михаила. Туда-то и направился он со своей армией, — радостно потирая руки, объяснил пришелец.
— А флот? — вскрикнул Аскольд, и пришелец его понял.
— А флот он направил к берегам Сицилии! — терпеливо пояснил он. Византия открыта! Царьград закрыт только с моря! Подходи и бери: ни армии, ни флота!
— Молодец! — похвалил его Аскольд и вынул из сундука, стоявшего возле серебряной треноги со священным котелком, мешочек с серебром. — Держи! — Он передал мешочек пришельцу и хвастливо добавил: — Это арабские!
Человек ловко поймал мешочек и поклонился Аскольду.
— Иди спать! Тебе укажут где! — повелительно про^ изнес тот и тихонько постучал по стене.
Вошел слуга и проворно увел человека с собой. А ранним утром снова постучали в ворота Аскольдова двора, и снова человек, закутанный в длинную темную одежду, спешно потребовал владыку Киева к себе. И этого человека выслушал Аскольд, и этому человеку вручил мешочек с арабскими диргемами, но спать у себя в доме не оставил. Затем он срочно приказал поднять Дира и привести его к себе.
Дир явился заспанный, поеживаясь от утренней свежести.
— Поспать, бедовый, не даешь, — беззлобно ворчал он на черного волоха.
— Доспишь в ладье. В полдень отплываем к грекам. Дир так и сел.
— Ты всю жизнь бросаешь вызов судьбе! — ошарашенно изрек он. — Так можно и шею сломать, — хмуро предупредил он и устыдил Аскольда: — У тебя же нынче сын родился! Не терзал бы жену-то!
— Другого такого случая не представится! — прервал его Аскольд, не вняв увещеваниям друга. — Женщина — это мед, война — это свежий ветер! Я не могу жить ни без того, ни без другого! — своевольно заявил черный волох и гордо запрокинул голову.
— Не понимаю тебя! — с досадой воскликнул Дир. — Она не переживет этого!
— Ты за чью жену душу себе бередишь? — смеясь, спросил его Аскольд. За свою или за мою? — хитро добавил он, пронизывая недоверчивым взглядом своего сподвижника.
— За обеих, — сознался Дир. — Ты хоть не говори ей, что в дальний поход уходишь, — посоветовал он горестно, отведя взгляд печальных глаз от возбужденного лица Аскольда.
— Да ты что, не знаешь моей жены?! — гордо воскликнул волох. — Она сама бы пошла со мной в поход, ежели б не роды! — засмеялся Аскольд.
— Моя не такая, — вздохнул Дир. — Не знаю, как и сказать ей, — хмуро проговорил он и снова вздохнул.
— Скажи, что за греческим золотом плывем! Оно, мол, незащищенным лежит! Только взять надо, и все! — смеясь, посоветовал Аскольд.
— Что ты говоришь! Когда это греки не защищали свое добро? — изумленно спросил Дир и недоверчиво уставился на разошедшегося от предвкушения легкой добычи владыку Киева.
— Только что два разных человека донесли мне одну и ту же весть, торжествующим шепотом изрек Аскольд: — Царьград свободен и открыт! Плыть надо немедля! Все! — приказал он и строго добавил: — Иди собирайся в путь! Я сейчас поднимаю дружину!..
Днепр и его коварные пороги все пятьсот ладей Аскольдовой дружины преодолели благополучно. Еще два дня пути по Днепру, а тут задул и теплый ветер с моря…