Рюриковичи или семисотлетие «вечных» вопросов

Только в Италии будущий автор Слова мог познакомиться с «Воздаянием», написанным в 958–962 годах придворным лонгобардского короля Беренгария… В частности, Лиудпранд описывает свое пребывание в Константинополе в 949 году в качестве посла… Заметим, кстати, что, судя по сведениям, заграничное путешествие Мусина-Пушкина имело познавательный характер; современники указывали, что он привез из-за границы книги, рукописи, картины…

Но почему «Антаподосис» нам так важен? А потому, что именно там будущий автор Слова мог прочесть о сыне болгарского царя Симеона Вениамине-Бояне, который умел превращаться в зверя…

Но вот она, роковая фраза Лиудпранда; впервые она цитируется и вводится, что называется, «в научный обиход». Итак… «Baianus autem adeo fertur magicam didicisse ut ex homine subito fieri lupum et quamcumque aliam cerneres feram». Это означает, что Баянус овладел магией настолько, что внезапно мог преобразиться в волка и быть неотличимым от настоящего дикого зверя…

А вот известные фразы из «Задонщины», произведения, которое было для автора Слова основным источником: «Не проразимся мыслию по землями, помянем первых лт времена, похвалим вщего Бояна, горазна гудца в Киеве. Тот бо вщий Боянъ возкладоша горазная своя персты на живыя струны, пояше руским князем славы…»

А вот одна из первых фраз Слова: «Боянъ бо вщiй, аще кому хотяше пснь творити, то расткашется мыслiю по древу, срым вълком по земли, шизым орлом подъ облакы…» Далее пальцы Баяна, ударяющие по струнам, уподобляются стае соколов, пущенной на стаю лебедей…

У нас нет оснований не соглашаться с Мазоном, который полагал, что в «Задонщине» «Боян» — болгарское имя. Однако (мы уже об этом говорили) «Боян» («Баян») — не славянское, как полагал Мазон, а собственно болгарское, «общеболгарское», то есть тюркское по происхождению имя, и мы уже говорили, что оно означает, добавим еще, что в «Задонщине» «Боян» — явно именное прозвание, имеющее статус «собственно имени», употребляемого вне зависимости от своего изначального «ритуального» смысла… Мазон (совершенно верно, на наш взгляд) полагает, что первые «музыканты и певцы» (да, впрочем, и не только первые) Киевской Руси были «иностранцами», выходцами с Балканского полуострова, греками и болгарами. Почему так было? Вовсе не потому, что «местные жители» Руси Рюриковичей не имели подобных талантов. Просто у них не успел развиться соответственный «княжеско-полководческий» уклад жизни с этими ритуализованными дружинными пирами, во время которых исполняли свои «песни» певцы-сказители… Певцы, певшие по славянски, вытеснили, вероятно, скандинавских скальдов самых первых Рюриковичей… Это должно было совпасть со «славянизацией» и «балканизацией» княжеского обихода при Владимире Святославиче… Тогда «гудца» Бояна из «Задонщины» возможно связать с Борисом и Глебом (вспомним все, что мы о них уже сказали)… Связывать Бояна «Задонщины» с Лиудпрандовым Баянусом у нас нет оснований, тот на Русь не попадал… Само именное прозвание «Боян» упоминается в нескольких берестяных грамотах, в Новгородской Первой летописи и в одной настенной надписи в Киевской Софии. Эти упоминания датируются разным временем и речь идет о разных лицах. Но все же болгарское «Б/о/а/ян» не привилось на Руси… Традиции византийского церковного пения также, естественно, были принесены балканцами; преимущественно, разумеется, греками. Долгое время балканцы доминировали в русском церковном пении, тот же Мазон не случайно вспоминает Киприана и Цамблака (уже конец XIV — начало XV века)… Можно сделать осторожное предположение, что Рюриковичи предпочитали «держать» при своих «дворах» именно «иностранных» (балканских) «славутных певцов». Явно балканские, очень мало искаженные человеком, записавшим их, формы имен у певца, не желавшего служить Даниилу Галицко-Волынскому («Митуса»), и у другого певца, упомянутого в Ипатьевской летописи (1137 г.), о котором вспоминает Мазон («Мануйло»). Митуса (вероятно, как лицо «наемное», не состоявшее у Даниила «в подданстве») перешел на службу к «владыке Перемышльскому» (любопытное свидетельство о том, что при дворе епископа состоял «светский», «славутный» певец); «в процессе», так сказать, феодальных распрей Андрей дворский (блистательный персонаж Галицко-Волынской летописи, полководец Даниила) разорил двор епископа, колоритно сорвал с его приспешников пышные боярские шапки и «в поношение» разодрал, а Митусу воротил в разодранной одежде к Даниилу. Что было дальше с этим «славутным певцом» — неизвестно… Мазон приводит и летописную запись 1052 года: «… въ Кiевъ пришли трiе пвци изъ Грекъ съ роды своима…»