Ривер Уайлд (ЛП)

Он проехался по моим вещам, а потом имеет наглость стоять там и говорить мне все это.

«Наглый... щучий сын!»

Хочу что-нибудь ответить. Но не знаю, что.

Я не умею вступать в конфронтацию.

Но если бы и умела, то не успеваю произнести ни звука, потому что он бросает на меня последний презрительный взгляд, прежде чем резко повернуться и войти в дом, громко хлопнув дверью.

Оставив меня стоять с широко открытым от шока ртом.

Дважды за один день он повел себя со мной таким образом.

Дважды нагрубил, а потом просто ушел.

«Ох! Мне очень, очень не нравится этот парень!»

Протопав по дорожке к дому, захожу внутрь, бросаю пакеты на кухонный стол и издаю звук разочарования.

«А-а-а!»

Клянусь богом, в следующий раз, когда он выплеснет на меня какую-нибудь гадость, я выскажу ему все, что о нем думаю.

«Возможно».

То есть, я не хочу причинять неприятности или привлекать к себе ненужное внимание.

«Нет, перестань вести себя как трусиха.

Мужчина унижал и обижал тебя последние семь лет.

Хватит».

Значит, в следующий раз, когда этот парень заговорит со мной, не подумав, в ответ он получит то же самое.

6

Ривер

Риверу десять лет

— Ты опять подрался в школе, — говорит бабушка, как только я переступаю порог.

Наверное, ей позвонили из школы, потому что она даже еще не видела моего лица. Правда, у меня всего лишь разбита губа. Другому парню досталось сильнее.

Я иду в гостиную, где сидит она.

Это дом бабушки. Ну, и мой тоже. Теперь я живу с ней.

Бабушка сидит в любимом кресле. Курит сигару. Обычно она не курит их в доме. Всегда на заднем крыльце. Должно быть, дела плохи, если она курит в комнате.

Сняв рюкзак, ставлю его на пол возле дивана. И сажусь.

Наконец, она смотрит на меня.

— С тобой все в порядке? — спрашивает она.

— Да, — киваю я. — Рана только на губе.

— Ты ее промыл?

Я снова киваю.

Она затягивается сигарой. Дым взвивается в воздух. Достигает моих ноздрей.

Мне нравится этот запах.

— Ривер, ты не можешь постоянно драться в школе.

Я пожимаю плечами.

— Этот парень — полный придурок. Он сказал, что я чокнутый. — «И что моя мама — убийца полицейских, и она должна сгнить в тюрьме».

Но не она убийца полицейских. А я. В тюрьме должен сидеть я, а не она. Но она не позволила мне сказать правду.

Мама взяла с меня обещание не рассказывать о том, что на самом деле произошло в тот день на кухне. Даже бабушке.

Сказала, что однажды уже подвела меня. На этот раз она все исправит.

Я даже не знаю, что она имела в виду.

Я знал лишь то, что не хотел, чтобы маму забрали. Но и в тюрьму мне тоже не хотелось. Мне было страшно.

И я боюсь до сих пор.

И злюсь. Чертовски злюсь все время.

— Не употребляй это слово, — говорит мне бабушка. — И ты не чокнутый. — Она наклоняется вперед, чтобы потушить сигару в пепельнице на кофейном столике. — Директор угрожает исключить тебя.

Я пожимаю плечами.

Будто мне не все равно. Я был бы счастлив убраться из этого места. Я его ненавижу.

Все дети — придурки. Когда маму арестовали, те немногие друзья, что у меня были, внезапно забыли, как меня звать.

Даже учителя меня игнорируют.

В перемены и обед я сижу в одиночестве. В основном провожу время в библиотеке и читаю.

Я один. Но все в порядке. Потому что мне никто не нужен.

— Хорошо, — отвечаю я на ее слова.

— Ривер, образование очень важно. Понимаю, после случившегося твои оценки упали, и это ожидаемо, но драки должны прекратиться. Когда дети тебя достают, ты должен их игнорировать.

— Конечно, — я смеюсь, но сейчас мне не до смеха. — Я буду их игнорировать. Значит, когда один из них меня ударит, я должен просто уйти?

— Сегодня мальчик ударил тебя первым?

Я пинаю носком кроссовки ножку кофейного столика.

— Нет.

Она вздыхает.

— Тогда ты должен уйти. Но если он ударит тебя первым, то ты ему ответишь. Но сам первым бить не будешь, Ривер. Ты бьешь вторым, и бьешь сильнее. И я всегда поддержу тебя перед директором. Но если первый удар нанесешь ты, я не смогу тебя защитить.

Я прячу улыбку. Бабушка иногда может быть довольно крутой, но я не хочу, чтобы она знала, что я так думаю.

— А когда они обзывают маму? Что мне делать тогда, молчать?

Ее губы вытягиваются в жесткую линию.

— Ривер, — она снова вздыхает, — ты не можешь остановить то, что люди говорят о твоей маме. А они не перестанут говорить о том, что она сделала.

— Они ничего не знают! — начинаю раздражаться. Начинаю пинать ножку стола с большей силой.

— Может, и не знают. Они верят в то, что слышат из новостей или сплетен. Но, как бы мне ни было больно это говорить, твоя мама в тюрьме, потому что совершила убийство.

«— Ривер, что ты наделал?»

Мои кулаки сжимаются по бокам. Ногти впиваются в кожу. Чувствую момент, когда кожа рвется.

— Она не должна сидеть в тюрьме. А ты даже не позволяешь мне навестить ее.

— Не я, Ривер. И ты это знаешь. Твоя мама не хочет, чтобы ты видел ее в этом месте.

— Но ее там быть не должно!

Еще один вздох.