Роб Рой (др. изд.)

– А я вам говорю, что у меня нет ни малейшего желания туда попасть; если бы голова моего коня оказалась по ту сторону границы, я не принудил бы его ступить еще хоть на шаг вперед, чтоб и хвост оказался там же. Зачем мне ехать в Шотландию?

– Чтоб укрыться от опасности, если я должна говорить откровенно. Теперь вы меня понимаете, мистер Фрэнк?

– Ничуть. Вы говорите темно, как оракул.

– Если так, скажу прямо: или вы не доверяете мне самым незаслуженным образом и в искусстве притворяться превзошли самого Рэшли Осбалдистона, или вы не знаете, в чем вас обвиняют, и тогда неудивительно, что вы так торжественно на меня уставились, – я не могу смотреть на вас без смеха.

– Честное слово, мисс Вернон, – сказал я, досадуя на ее ребяческую веселость, – я даже отдаленно не представляю себе, на что вы намекаете. Я счастлив доставить вам лишний случай позабавиться, но мне непонятно, над чем вы смеетесь.

– Правда, шутки здесь неуместны, – сказала молодая леди, и лицо ее стало спокойным, – но уж очень смешной вид у человека, когда он в непритворном недоумении. Однако дело тут серьезное. Знакомы ли вы с неким Мореем, или Моррисом, что-то в этом роде?

– Насколько я припоминаю, нет.

– Подумайте. Не было ли у вас недавно в поездке попутчика по имени Моррис?

– Единственный попутчик, с которым я проехал довольно долго, был смешной человек, так дрожавший за свой чемодан, точно в нем была спрятана его душа.

– Значит, он был подобен лисенсиату Педро Гарсия, чья душа лежала среди дукатов в его кожаном кошельке. Этот самый Моррис был ограблен, и он показал на вас как на соучастника учиненного над ним насилия.

– Вы шутите, мисс Вернон!

– Нисколько. Уверяю вас, это истинная правда.

– И вы, – сказал я в негодовании, которого даже не пробовал подавить, – вы полагаете, что я заслуженно навлек на себя такое обвинение?

– Я полагаю, вы меня вызвали бы на дуэль, будь я мужчиной. Попробуйте, если хотите, – я подстреливаю птицу на лету так же легко, как перескакиваю через пятирядную изгородь.

– И к тому же вы командуете конным полком, – добавил я, подумав, как бесполезно на нее сердиться. – Но разъясните мне эту шутку.

– Какие тут шутки! – сказала Диана. – Вас обвиняют в ограблении Морриса, и дядя верит обвинению, как поверила было и я.

– Честное слово, я весьма обязан моим друзьям за доброе мнение!

– Если можете, бросьте фыркать, таращить глаза и поводить носом, точно вспугнутая лошадь! Здесь нет ничего, как вы думаете, оскорбительного: вас обвиняют не в мелком жульничестве или низкой краже, отнюдь нет. Этот человек вез деньги из казначейства – ассигнациями и звонкой монетой – для выплаты войскам в Шотландии; и, говорят, у него похитили также очень важные документы.

– Следовательно, я обвинен не просто в разбое, а в государственной измене?

– Именно. А это, как вы знаете, считалось во все времена преступлением, вполне совместимым с дворянской честью. В нашей стране вы найдете множество людей, которые поставят себе в заслугу, если им удастся навредить чем ни на есть ганноверскому дому, – и один такой человек стоит возле вас.

– Ни политические воззрения мои, ни нравственные, мисс Вернон, не отличаются подобной гибкостью.

– Я начинаю думать, что вы и вправду преданы пресвитерианской церкви и ганноверскому дому. Но как же вы намерены поступить?

– Немедленно опровергнуть чудовищную клевету. Кому, – спросил я, – подана на меня эта странная жалоба?

– Старому сквайру Инглвуду, который принял ее довольно охотно. Судья, я думаю, сам постарался уведомить об этом сэра Гилдебранда, чтобы дать ему возможность переправить вас контрабандой в Шотландию, где приказ об аресте теряет силу. Но дядя понимает, что его религия и старые связи и без того бросают на него тень в глазах правительства, и если теперь он окажется замешан в историю с грабежом, власти отберут у него оружие, а может быть, и лошадей (что было бы худшим из зол), объявив его якобитом, папистом и подозрительной личностью. note 35

– Вполне допускаю, что он, чем терять своих гунтеров, скорее выдаст племянника.

– Племянника, племянницу, сыновей, дочерей, если б имел их, – весь свай род и племя, – сказала Диана. – А потому не полагайтесь на него ни на одну минуту и спешите в дорогу, покуда приказу об аресте не дан ход.

– Так я и поступлю, но поеду я прямо к сквайру Инглвуду. Где он живет?

– Милях в пяти отсюда, в ложбине за рощей, – видите, где башня с часами?

– Я буду там через десять минут, – сказал я и дал шпоры коню.

– Я поеду с вами и покажу вам дорогу, – сказала Диана, тоже пуская рысью свою Фебу.

– Ни в коем случае, мисс Вернон, – возразил я. – Неудобно, – разрешите мне дружескую откровенность, – неудобно и, пожалуй, неприлично было бы вам отправиться со мною по такому делу.

– Понимаю вас, – сказала мисс Вернон, и легкая краска залила ее гордое лицо, – вы высказались откровенно и, я полагаю, из добрых чувств, – добавила она после краткой паузы.