«Нет-нет-нет. Давайте я вам расскажу. Давайте я вам расскажу. Наш сосед из дома рядом недоволен тем, что мы ремонтируем наш дом, от этого возникает проблема, и скоро она, скорее всего, не разрешится, но что круто во всей этой истории — то, что сосед — Джимми Пейдж из Led Zeppelin, а не бухгалтер Джимми из Челси. Так что по крайней мере появилась байка смешная».
«А что за беда с этой вашей реновацией?»
«Да ничего с ней плохого, на самом деле. Точно. Нет, нет и нет. Мы просто купили этот дом в не очень хорошем состоянии… Там надо было подкрасить и подколотить в нескольких местах… Но я тут по соседству, в доме моем студия, мы могли бы песни вместе писать».
В этот момент диджей ставит в эфир песню «Party Like A Russian» и Роб логично предполагает, что разговоры в студии слушатели уже не принимают. Это не так. Роб не знает того, что было бы необычно в любой другой стране мира — разговоры в студии идут в интернет-трансляцию. И то, что далее говорит Роб, он говорит в полной уверенности, что не делится с аудиторией. Сравните, как аккуратно и осторожно он только что высказывался в эфире. Сейчас он уже не осторожничает, и сказанное облетит мир. Пейдж, понятно, не обрадовался. Подключили адвокатов.
«Мне жена настоятельно советовала проглотить, принести извинения… — чуть позже говорит Роб. — Я так и сделал. Учитывая, что дипломатия — не моя игра, тут я выступил дипломатично».
Время — и, возможно, также будущие планы реновации — покажет, утихло все там или нет. Соседям еще предстоит лицом к лицу встретиться.
«Мне будет очень неловко, — говорит Роб. — Я же люблю людей развлекать, а тут я обидел самого Джимми Пейджа, великого человека. Я ведь все еще чувствую, что-то типа „ох, мы расстроили соседа, а он же взрослый!“ Было бы хорошо провести трудную беседу — а беседы всегда трудные, вы ж понимаете — с соседом из ближайшего дома, прогуливаясь по парку с детьми».
Роб замечает краткое интервью Лиама Галлахера (вечный подарок) в премьерном показе документального фильма про группу Oasis
Это насмешило Роба.
«Второе, что я съел в новом доме — как раз тофу, — говорит Роб. — И чечевицу. Вот что на самом деле произошло в моем огромном доме».
В частном самолете, летящем в Амстердам, Гай спрашивает Роба, каков его дом.
«Боже мой, — отвечает Роб. — Он просто крут невероятно. Не похож ни на что, что я бы сделал. Не перестаю радоваться, что у моей жены такой прекрасный вкус. Что она с ним сделала — это волшебство просто… Мой вклад нулевой. И слава тебе, господи. Если б только я им занимался, все бы выглядело совершенно по-другому, а так, как есть — так гораздо лучше».
Он рассказывает Гаю, что у них тут был семейный день в зоопарке, все продумано. «Приручили карликового гиппопотама по кличке Ники», — говорит он.
«Ты был на людях?» — спрашивает Гай.
«Да».
«И как тебе, нормально?»
«Ну, я замаскировался», — поясняет Роб. На нем была шляпа и очки.
«И как, помогло?» — спрашивает Гай.
«Ну типа да и типа нет, — отвечает Роб. — В некоторые моменты казалось, что зоопарк построили ради меня в нем».
В конце недели альбом
Но сперва рецензии. Роб, возможно, думал, что тепло, с которым до сих пор встречали его возвращение на сцену — причем даже в той прессе которая к нему всегда относилась с недоверием и враждебностью, — распространится далее и на рецензии альбома. Но хотя несколько очень хороших рецензий действительно будет, в общем и целом, как оказалось, ожидание это не слишком оправдалось. Вы можете разумно предположить, что критикам просто не понравился
Вообще типично то, что Роб называет «завидно хорошей» рецензией, написанной Китти Эмпайр в The Observer, где есть, в частности, такое высказывание:
«Я очень рад, что она употребила слово „стукнуть“.» — говорит он.