Читаем Роберт Кох полностью

Так велик был авторитет Коха и так поразительно его сообщение, что врачи пошли вразлад с основами врачебной этики и стали лечить больных секретным средством. Ибо — увы! — природа туберкулина все еще оставалась тайной.

Роберт Кох стал всемирным героем, и слава его на какое-то время действительно вознеслась выше славы Пастера. Что касается некоторой таинственности, окружающей туберкулин, — она даже придавала известную долю пикантности открытию Коха в глазах легковерных врачей и мечтающих о спасении больных.

Почему же Кох не объявил состав туберкулина в своей статье? Он сам объяснил это: «Сотни бестолковых врачей немедленно стали бы применять этот способ, не имея достаточно знаний и опытности, натворили бы массу вреда».

Объяснение звучало убедительно в восприятии широкой публики, но настораживало серьезных, думающих медиков. В самом деле, если средство так хорошо действует, что его можно уже использовать для лечения людей, что и делают сам Кох и несколько посвященных в его тайну врачей, то почему же нельзя полностью раскрыть все карты, рассказать состав туберкулина, опубликовать инструкцию по его изготовлению и применению, чтобы «бестолковые врачи» не наделали ошибок? Такой инструкции придерживались бы свято, потому что свято верили в гениальность Коха. Ведь тот факт, что открытие сделал осторожный, терпеливый, скромный Роберт Кох, тот самый, который открыл туберкулезную палочку, тот самый, который никогда ничего не оглашал, если не был в этом твердо уверен, создало особую атмосферу вокруг туберкулина. Это исключало всякие сомнения в целебных свойствах средства; на Коха молились, над его словами ни секунды не размышляли. Раз Кох сказал «да» — значит ничего другого и быть не может. Никто никогда не решился бы нарушить его инструкции, никто не стал бы в то горячечное время подвергать критике любое его заявление.

Никто — ни больные, ни их родственники, ни лечащие врачи. Разумеется, находились ученые-медики, которых насторожило многое в сообщении Коха, и в этом случае, быть может, решающую роль сыграла как раз пресловутая тайна.

Словом, статья Коха вызвала бурю восторга и легкий ветер сомнений, а в общем для него самого, для медицины, для тысяч страдающих людей сыграла неповторимо трагическую роль…

Почти с первых же строк Кох объясняет, почему решился опубликовать свою статью, хотя сам не считает работу вполне законченной:

«…Первоначально я намеревался подождать до полного завершения своих опытов и достигнуть вполне удовлетворительных результатов применения на практике указанного средства на возможно большем числе случаев, прежде чем оглашать что-либо по этому предмету. Но, несмотря на все меры предосторожности, в настоящее время оглашены уже столь многие сведения и притом отчасти в извращенном и преувеличенном виде, что я считаю своим долгом уже теперь, в предупреждение каких-либо ложных представлений, дать пояснительный обзор того положения, в каком находится в настоящее время этот вопрос. Впрочем, обзор этот, при наличных условиях, может явиться лишь весьма кратким, и некоторые важные вопросы должны остаться еще открытыми…»

Но что же мешало Коху «подождать до полного завершения своих опытов»? Почему же он все-таки огласил эти незаконченные эксперименты на X Международном конгрессе медиков? Ведь именно после его доклада «столь многие сведения» стали достоянием публики. И о каких же мерах предосторожности можно говорить после того, как сам автор громогласно, с трибуны конгресса сообщает о своем открытии?!

Этого Кох не объяснял. Да и объяснять тут было нечего. Не мог же он на самом деле предполагать, что его чрезвычайное сообщение нескольким сотням медиков останется в полном секрете между ними!.. По всей видимости, он просто опасался, что не сумеет сохранить свой приоритет, если тотчас же не заявит о нем. Слишком многие ученые в те годы, после открытия «коховской палочки», кинулись на поиски спасительного средства от этой самой палочки.

Но чтобы каким-то образом предотвратить возможные неудачи с непроверенным до конца средством, чтобы снять с себя в будущем возможные обвинения в легкомысленном отношении к столь серьезному делу, в безответственности перед обществом, Кох в своей статье неоднократно в разных формах предупреждает, что не может еще с гарантией рекомендовать туберкулин для широкого изготовления, что он еще намерен работать над его усовершенствованием, что только избранные, приближенные к автору врачи могут быть посвящены в тайну этого препарата.

«Ввиду того, что мои работы еще не вполне закончены, я не могу покуда сообщить никаких сведений о природе и приготовлении открытого средства; сведения об этом я вынужден отложить до другого сообщения…»

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии