Робеспьер

Братья Франции и всей вселенной! Великий народ собрался здесь, чтобы завязать узы всеобщего братства. Мы чествуем человека, самое высокое создание Природы. Истинное служение Верховному существу — это свято исполнять человеческий долг. Прославим же человека! Внушим ему самое священное из чувств — святое уважение человека к человеку.

Вадье, Бурдон, Мерлени другие (собравшись в кружок в левом углу залы, говорят между собой). Недурно бы для начала подкрепить проповедь личным примером.

— Проповедь проповедью, а там, напротив, в глубине сада красуется гильотина...

— Ради такого случая ее завесили полотнищем.

— Напрасно. Это же алтарь. Каждый вечер там служат мессу.

— Робеспьер ни разу не взглянул на нее.

Звучат трубы; пение становится громче, толпа неистовствует. Робеспьер замирает с воздетыми руками, устремив глаза к небу.

— Полюбуйтесь на дервиша. Слышите? Он молится своему богу.

— Вот негодяй! Мало ему быть королем, ему еще надо корчить из себя папу!

Крики толпы на площади становятся все более громкими и властными.

Толпа. Максимилиан!.. Приди!.. Приди!..

Грубый голос(отчетливо и громко). А ну, скорей спускайся сюда! Тарквиний! Долго еще тебя ждать?

Вилат(подобострастно). Дорогой Робеспьер! Они теряют терпение. Час, назначенный для церемонии, уже истек.

Робеспьер(сразу опомнившись). Что же ты не сказал мне раньше? Меня так заворожило это зрелище, что я потерял счет времени. (Поспешно идет к двери.)

Навстречу ему входят, запыхавшись, Леба и Давид.

Леба. Мы с Давидом пришли за тобой. Билло вне себя от гнева. Комитет возмущен твоим опозданием.

Давид. Что ты скажешь о моем творении? (Показывает на перспективу в окне.)Я воздвиг для тебя Капитолий.

Мерлен де Тионвиль. А ты не собираешься, Давид, воздвигнуть ему скалу?

Давид. Какую скалу?

Мерлен де Тионвиль. Ту, что ему подобает: Тарпейскую.

Давид(с возмущением обращаясь к Робеспьеру). Зависть всегда сопутствовала триумфам Цезаря.

Робеспьер(с упреком). И ты, Давид. Сравнение с Цезарем для меня худшее оскорбление!

Давид. Прости меня, Неподкупный! Я желал бы для тебя только его славы.

Робеспьер. Во всей его славной судьбе я завидую лишь тридцати кинжалам заговорщиков. Вон они, посмотри! (Указывает на группу недовольных: Бурдона, Вадье, Мерлена и прочих.)Они торопятся обессмертить меня. (Уходит быстрым шагом в сопровождении Леба и Давида.)

Вилат бежит вдогонку с букетом цветов и колосьев, который Робеспьер бросил на столе.

Вилат. А букет, ты забыл букет! (Не догнав Робеспьера, возвращается с букетом в руках.)

Молодые женщины накидываются на Вилата и с жадностью расхватывают цветы.

Женщины. О, дай его мне, гражданин!

— Нет, мне!

— Разделим по-братски, как он нас учил, эти священные реликвии!

— О сладчайший Максимилиан, покойся на моей груди!

Это восклицает юная прелестная девушка, пряча розы и колосья под легкой косынкой, прикрывающей грудь.

За окном раздается «Походная песня», сочиненная и впервые исполненная в эти дни. Бурдон, Вадье, Мерлен и другие подходят вслед за Вилатом к окну и смотрят на площадь.

Мерлен де Тионвиль. Это поют новобранцы во главе с Сен-Жюстом. Нынче вечером они выступают в поход на Флерюс. Туда им и дорога! У Робеспьера в Париже останется меньше защитников.

Все подхватывают песню, раздающуюся за окном. «Победа с песнопениями нам открывает путь...»

Занавес.

КАРТИНА ДЕВЯТАЯ