Кутон. Меня ему все-таки придется увидеть. Мне надо с ним поговорить.
Внутри ни звука.
Соседка. У них большое горе.
Кутон. Не такой он человек, чтобы из-за траура запускать свои дела.
Соседка. Когда он узнал про дочку, у него ноги подкосились, даже заплакал.
Кутон. Такой сухарь? Ты что-то путаешь, гражданка.
Соседка. Он возился с ребенком, как нянька. Ночей не досыпал, баюкал ее, я сама слыхала.
Кутон. Однако успевал баламутить повсюду, как сатана, целых два месяца. За сегодняшнюю ночь он побывал в сотне мест. Я должен его видеть. Стучи сильнее.
Якобинец. Так не годится. Они имеют право погоревать о покойнице. Давай лучше вернемся сюда завтра.
Кутон. Завтра уже наступило. Теперь или никогда!
Якобинец. Что тебе от него надо?
Кутон
Она запирает дверь.
Якобинец. Арестовать его?
Кутон. Нет, войти в соглашение.
Якобинец. А Робеспьер знает?
Кутон. Узнает, когда все будет сделано. Я спасу его, хотя бы против его воли.
Якобинец
Кутон
Карье
Кутон
Лекуантр
Кутон. Виделся.
Смотрят друг на друга вызывающе. Носильщик тащит Кутона на спине вниз по лестнице. Лекуантр и Карье, грубо толкнув его, всходят на площадку.
Якобинец
Кутон
Лекуантр
Карье
Внутри полная тишина.
Лекуантр. Не отпирает.
Оба изо всей силы колотят в дверь кулаками.
Карье. Подлец! Мошенник! Негодяй!
На лестнице во всех этажах отворяют двери, раздаются возмущенные крики.
Соседи
— Не мешайте спать!
— Дайте же людям покой!
Начинается перебранка.
Кутон
Уходят.
КАРТИНА СЕМНАДЦАТАЯ
Несколько часов спустя. Утро 9 термидора. Комитет общественного спасения. Часы в глубине зала показывают половину одиннадцатого. Те же действующие лица, что в конце пятнадцатой картины, только измученные, растрепанные, с воспаленными после бессонной ночи, осунувшимися лицами. Видно, что здесь спали по-походному: на полу валяются разостланные и свернутые плащи, объедки, три пустые бутылки и всякий мусор.
Карно. Его все еще нет.
Билло. Он придет!
Часы бьют половину.
Колло. Половина одиннадцатого. Он не придет.
Билло. Не прийти значило бы признать свою трусость. Сен-Жюст горд.
Баррер. Тогда надо было щадить его гордость. Раз мы так жестоко оскорбили его, незачем было его отпускать.
Карно. Ты же сам уговорил его отпустить.
Колло. И твои оскорбления были самыми убийственными.