Робеспьер на троне

Великана-Гренадера, в детской распашонке вели на помочах два карлика. Шесть ручных медведей везли в тележке спеленатого как младенца крошечного карлика. В конце процессии шел Петр и бил в барабан. Ни жизнь, ни смерть, ничто не было свято для Петра, который сам в нравственном смысле был ничем иным, как "нарочитым монстрой".

Даже советский историк В. Мавродин в своей биографии Петра Первого признается, что "Собор, имевший своим центром Пресбург, "потешную фортецию" (крепость) на Яузе, кутил и гулял и по слободе, и по Москве, вызывая подчас не столько смех, сколько страх и негодование богомольной столицы.

Во время этих шествий из дома в дом, маскарадов, святок, в которых нередко принимало участие несколько сот пьяных людей, "игра" была такая "трудная, что многие к тем дням подготовлялись как бы к смерти", а многим она стоила здоровья и даже жизни.

И вполне естественно, что боярская Москва с замиранием сердца следила за своим царем: вернет ли ему Бог рассудок, пойдет ли он по пути отца и деда или навсегда собьется с дороги. И куда повернет этот "пьянчужка - царь", "царь Кокуйский" святорусскую землю и матушку Москву, кто знает".

В "Истории русского театра" Н. Евреинова, изданной недавно Чеховским издательством, мы читаем: "Не только в самом театре - понимая "театр" в популярном смысле этого слова, - но и во всевозможных обрядахпародиях на театрализацию, для которой, Петр не жалел ни времени, ни денег, легко заметить ту же политико-преобразовательную тенденцию, неуклонно проводимую этим царем почти во всех областях государственного правления.

Насаждая всюду европейское просвещение, Петр I боролся, путем этих театральных пародий, как со старинными обрядами языческого происхождения, так и с обрядами чисто церковными, получившими верховное благословение Патриарха" (подчеркнуто мною. - Б. Б.).

Плохо это или хорошо, когда царь борется с помощью кощунственных пародий с церковными обрядами, одобренными Патриархом, - это господина Евреинова мало интересует, он отмечает только, что эта борьба была "особенно интенсивна" "и потому на редкость красочно-театральна" (в "аттракционных целях"). "Видя в консервативной церковной власти очаг сопротивления. его реформам, - равнодушно повествует Н. Евреинов, Петр "был принужден к "субординации" непослушной ему церкви всякими мерами, кончая провозглашением самого себя главою православной Церкви и упразднением патриаршества. Отсюда становится понятным, "Всешутейший всепьянейший Собор", периодическому ритуалу которого Петр придал столь соблазнительно-сатирическую форму и для которого не пожалел времени на подробную театральную разработку деталей".

Несмотря на свое восхищение "на редкость красочно-театральной постановкой сборищ членов "всешутейшего собора" Н. Евреинов все-таки признает, что "если бы при театральных пародиях подобного рода присутствовали только члены "всешутейшего собора", можно было бы не придавать им большого значения; мало ли как коротают время великие мира сего! Но на эти безжалостно-сатирические пародии были допускаемы и посторонние зрители и притом в таком количестве, какое позволяет говорить о "народе", как о массовом свидетеле всех этих издевательств - театральных потех". "Это-то и требовалось зачинателю подобного рода театральных пародий. Смех убивает - знал этот большой юморист, смех изничтожает, в глазах других, то чему они поклоняются. А предметом этих театральных пародий служило как раз то, что, по мнению Петра, подлежало изничтожению".

В революционной деятельности Петра было много надуманного, лишнего. Лишней и абсолютно вредной была та сторона его деятельности, которую известный театральный деятель Н. Евреинов в своей "Истории русского театра" называет "театрализацией жизни". Будучи западником Н.

Евреинов, конечно, восхищается и этой стороной деятельности царяреволюционера. "Эта задача великой театрализации жизни, - пишет он, была разрешена Петром с успехом неслыханным в истории венценосных реформаций. Но на этой задаче, по-видимому, слишком истощился сценический гений Петра!" Какую же задачу поставил Петр в области "театрализации жизни?" На этот вопрос Н. Евреинов отвечает так: "Монарх, самолично испытавший заграницей соблазн театрального ряжения, восхотел этого ряжения для всей Руси православной". Эта дикая затея не вызывает у Н. Евреинова никакого возмущения, а наоборот, даже сожаление. "На переряжение и передекорирование Азиатской Руси, - пишет он, - ушло так много энергии, затрачено было так много средств, обращено, наконец, столько внимания, что на театр в узком смысле слова, гениальному режиссеру жизни, выражаясь вульгарно, просто "не хватало пороху". О том, что на создание русского театра у Петра не хватало пороху, об этом Н. Евреинов сожалеет, а о том, что он всю Россию заставил играть трагический фарс, за это Н.

Евреинов называет Петра "Гениальным режиссером жизни".

Русские европейцы всегда извиняются за вульгарные обороты речи, и никогда за вульгарный стиль мышления.

XI. ПЕТР I И МАСОНЫ