Но тут лесной бродяга одним прыжком вскочил на плечи святому отцу.
— Прокати меня ещё разок, приятель! Ты забыл, что мне надо на ту сторону, святой отец? Ну-ка, ну, поживей!
Он похлопал отшельника по тонзуре, как понукает лошадь хороший ездок. И, безропотно повернувшись, смиренный служитель Христов снова вошёл в ручей.
К этому времени малиновая куртка впитала в себя столько воды, что стала пунцовой. Но этот цвет, очевидно, показался отшельнику недостаточно тёмным, потому что, дойдя до середины ручья, он вдруг так резко тряхнул плечами, что его седок взлетел в воздухе, кувыркнулся турманом и опустился уже не на широкую спину святого отца, а на неверную, пенистую поверхность потока. Молодец выскочил из воды с такой же быстротой, с какой вылетает из канавы брошенная туда ребятами кошка. Отшельник сидел уже на своём прежнем месте и, щурясь от яркого солнца, смотрел, как несётся к нему, вертя над головой дубину, парень в пунцовой куртке.
— Уж и выдублю я твою шкуру, святоша!
— Это нехитрое дело, — сказал монах, перебирая чётки, — нехитрое это дело — пересчитать ребра смиренному служителю церкви, у которого всего и оружия, что молитва да чётки. А вот посмотрел бы я, как бы ты попрыгал, будь в руках у меня жёрдочка вроде твоей.
При этих словах парень в пунцовой куртке остановился и опустил дубину. А святой отец, не дожидаясь приглашения, нагнулся и вытащил из-под куста отличную палицу, также окованную железом и сверкавшую от долгого употребления. Мокрый плащ его упал на землю, а дубина взлетела в воздух и принялась выписывать хитрые восьмёрки над его головой. Лесной бродяга звонко рассмеялся.
— Ай да монах! — воскликнул он. — Вот это монах так монах!
Они закружились по поляне, обрушивая друг на друга град тяжёлых ударов. Но в руках хорошего бойца дубина — отличный щит. Стук пошёл по лесу, и пугливые синички поспешили вспорхнуть на самые высокие ветки. И как ни старались противники изувечить друг друга, дубина всегда встречала на пути другую дубину.
Кукушка прокуковала долгую жизнь одному и долгую жизнь другому. Два часа бились весёлые молодцы, и каждый прошёл добрых пять миль, отыскивая слабое местечко у своего врага; и пунцовая куртка стала малиновой снова, а кожаная куртка отшельника курилась паром, когда наконец дубина святого отца с размаху хватила в самое темя молодца в малиновой куртке. Кровь потекла у него по лицу.
— Вот это удар так удар! — сказал бродяга, роняя дубинку. — За этот удар я, пожалуй, прощу тебе рясу.
Вскочив на ноги, он пустился к ручью, где лежал его лук. Не больше мгновения ему потребовалось, чтобы выхватить из колчана стрелу и натянуть тетиву. А когда он обернулся, святого отца уже не было на месте.
— Никак, он провалился сквозь землю! — промолвил парень.
Но тут из-за старого дуба показался отшельник — в железном колпаке, с мечом при бедре и со щитом в руках.
— А я уж думал, что ты за святость свою вознесён в небеса, — сказал парень, вскидывая лук. — Давно не бил я в такую большую мишень!
Но мишень оказалась на удивление проворной: щит сверкнул на солнце, стрела скользнула по нему и воткнулась в землю, дрожа от злости.
— Ты зря перепортишь все свои стрелы, дружище, — сказал монах, отбивая с таким же проворством вторую и третью стрелу. — А пожалуй, они пригодятся ещё тебе на этом свете.
— За такое искусство я, пожалуй, прощу тебе и тонзуру, — сказал бродяга. — Но имей в виду, святой отец: стоит мне затрубить в этот рог — и четыре десятка моих молодцов будут тут раньше, чем ты успеешь прочесть отходную своей грешной душе.
— Не спеши трубить, Робин Гуд, — рассмеялся монах, — стоит мне свистнуть вот в эти два пальца — и десяток добрых псов будет тут, чтобы встретить твоих молодцов.
— Дай же мне обнять тебя, фриар[11] Тук! Я обшарил весь Пломптон-парк, чтобы найти причетника из Аббатова Риптона! Да свистни же скорей своих псов, чтобы я увидел, правда ли это, чти собаки умеют на лету ловить пастью стрелы!
Тут Робин Гуд дунул в свой рог и протрубил в него трижды. И отец Тук вложил в рот два пальца, и оглушительный свист прорезал лесную чащу.
— Поглядим, поглядим, кто будет тут раньше, — промолвил монах, проверяя, целы ли железные кольца на дубине после хорошей драки.
И сразу с двух концов затрещали ветки в лесу.
Тридцать девять стрелков в зелёном линкольнском сукне вынырнули из густолесья. А навстречу им с лаем и воем, перепрыгивая друг через дружку, вырвались на лужайку к ручью дюжие рыжие псы.
Отец Тук одним словом смирил их ярость, и они улеглись, скрестив передние лапы, вывалив мокрые языки из зубастых пастей.
— Здравствуйте, молодцы! — сказал отец Тук, отирая со лба пот широким рукавом своей кожаной куртки. — Ради весёлой встречи первым долгом закон велит промочить горлышко кружкой доброго эля. В трёх полётах стрелы отсюда стоит моя скромная обитель. Олений бок, верно, ужарился в печи, если только не сгорел, пока мы с Робином тут разминали кости. Это, конечно, скромная трапеза для сорока молодцов! Но, клянусь святым Дунстаном, не всех оленей я перебил в королевских лесах.