Робин Гуд

— Слушаюсь, милорд.

Вскоре человек, которого спрашивал барон, предстал перед ним: голова его была забинтована, а левая рука висела на перевязи.

— Где Черный Питер? — спросил барон, не удостоив беднягу даже сочувственным взглядом.

— Не знаю, милорд; я оставил его в лесу, он рыл могилу молодому дворянину, которого мы убили.

Лицо барона слегка покраснело, он попытался что-то сказать, но с губ его срывались нечленораздельные звуки; он отвернулся и сделал убийце знак выйти из своих покоев.

Тот ничего другого и не желал; держась за стены, он вышел.

— Мертв! — прошептал барон с непередаваемым волнением и повторил: — Мертв! — Побледнев как смерть, он продолжал бормотать слабеющим голосом: — Мертв, мертв!

Теперь оставим Фиц-Олвина мучаться тайными угрызениями взбудораженной совести и поищем того человека, которого он предназначил в супруги своей дочери.

Сэр Тристрам не покидал замка и собирался оставаться в нем до самого конца недели.

Барон желал, чтобы венчание его дочери состоялось в часовне замка, а сэр Тристрам, хотя и боялся какого-нибудь коварного покушения на свою особу, непременно хотел пышно венчаться в Линтонском аббатстве, расположенном примерно в миле от Ноттингема.

— Дорогой друг, — сказал лорд Фиц-Олвин не допускающим возражения тоном, когда обсуждался этот вопрос, — вы глупец и упрямец, потому что не видите ни моих добрых намерений, ни собственных интересов. Не стоит думать, что моя дочь жаждет вам принадлежать и что она с радостью пойдет к алтарю. Не могу вам сказать почему, но я предчувствую, что в Линтонском аббатстве произойдет некое событие, губительное для исполнения наших взаимных обязательств. Мы здесь в опасной близости от шайки разбойников, и они под началом своего решительного атамана вполне способны окружить и ограбить нас.

— Я возьму с собой свою охрану, — ответил сэр Тристрам, — она многочисленна, и это испытанные и храбрые люди.

— Как нам будет угодно, — сказал барон. — Но если случится несчастье, не жалуйтесь.

— Оставьте беспокойство, я беру на себя всю вину за свою ошибку, если она будет совершена мною при выборе места брачной церемонии.

— А кстати, — заметил барон, — не забудьте, прошу вас, что накануне этого торжества вы должны вручить мне миллион золотых.

— Сундук, в котором заперта эта огромная сумма, Фиц-Олвин, находится в моей комнате, — тяжело вздыхая, ответил сэр Тристрам, — и в день свадьбы его перенесут в ваши покои.

— Накануне, — возразил барон, — накануне, как мы условились.

— Хорошо, накануне.

С этим старики и расстались: один пошел ухаживать за леди Кристабель, а другой погрузился в мечты о своем будущем величии.

В замке Барнсдейл царила великая печаль: старый сэр Гай, его жена и дочери днем, как могли, утешали друг друга, пытаясь смириться с исчезновением бедного Уилла, а ночью оплакивали его.

На следующее утро после чудесного спасения Уилла вся семья сидела в зале и грустно беседовала о том, что же случилось с Уильямом, как вдруг у ворот замка громко и радостно затрубил охотничий рожок.

— Это Робин! — воскликнула Марианна, подбежав к окну.

— И конечно, с добрыми вестями, — подхватила Барбара. — Ну же, милая Мод, крепитесь и надейтесь, Уильям скоро вернется!

— Увы! Вы говорите неправду, дорогая сестрица!

— Я правду сказала, правду! — закричала Барбара. — Это Уилл и Робин, а с ними еще какой-то молодой человек, наверное, их друг.

Мод бросилась к дверям; Марианна узнала брата (Аллан уже оправился от удара и чувствовал себя превосходно), побежала вместе с Мод и упала в его объятия.

Мод, словно безумная, повторяла одно и то же:

— Уилл! Уилл! Милый Уилл!

А Марианна, обвив руками шею брата, не могла вымолвить ни слова.

Не станем даже пытаться изобразить радость этой счастливой семьи. Господь еще раз вернул этим людям целым и невредимым человека, которого они не надеялись больше увидеть и горько оплакивали.

Улыбки стерли даже воспоминания о слезах, и все дети, обменявшись объятиями и поцелуями, были по очереди прижаты к материнской груди. Сэр Гай благословил Уилла и его спасителя, а леди Гэмвелл с улыбкой обняла прелестную Мод.

— Ну разве я была не права, когда говорила, что Робин привез добрые вести? — спросила Барбара, целуя Уилла.

— О, вы были безусловно правы, дорогая Барбара, — ответила Марианна, сжимая руки Аллана.

— Хотелось бы мне, — продолжала шалунья Барбара, — перепутать Уилла и Робина и поцеловать Робина от всей души.

— Такой способ выражать признательность послужит нам дурным примером, дорогая Барби, — со смехом подхватила Марианна, — мы все будем вынуждены поступить как вы, и Робин умрет от счастья.

— И это будет для меня блаженная смерть, вам не кажется, леди Марианна?

Девушка покраснела.

По лицу Аллана Клера скользнула едва заметная улыбка.