— Мне в голову пришла та же мысль, дорогой Хэлберт, и я считаю, что встреча с этим святым человеком — это помощь божественного Провидения. Да сохранит вас Дева Мария, святой отец! — сказал Робин, почтительно кланяясь старику.
— Да сбудется по молитве твоей, сын мой! — ответил пилигрим
— Вы издалека идете, отец мой?
— Из Святой земли; я совершил долгое и трудное паломничество, чтобы искупить грехи молодости, а теперь, усталый и обессилевший, возвращаюсь, чтобы умереть пол родным небом.
— Господь послал вам долгую жизнь, святой отец.
— Да, сын мой, мне уже скоро девяносто лет, и жизнь моя теперь кажется всего лишь сном.
— Молю Деву Марию ниспослать вам мир и покой в оставшиеся вам дни, святой отец.
— Да будет так, милое дитя с ласковым и благочестивым сердцем. И я в свою очередь призываю Господа излить на тебя всю Небесную благодать. Ты добрый юноша и верующий, так прояви милосердие и подумай о тех, кто страдает и должен скоро умереть.
— Объяснитесь, святой отец, я вас не понимаю, — с дрожью в голосе сказал Робин.
— Увы, увы! — воскликнул старик. — Одна душа должна скоро вернуться на Небо, в свою горную обитель, а телу, в котором она живет, нет и тридцати лет. Человек твоего, наверное, возраста скоро должен умереть страшной смертью; молись за него, сын мой.
— Он исповедался вам перед смертью, святой отец?
— Да, и через несколько часов его жестоко разлучат с жизнью.
— Где же этот несчастный?
— В одной из темных камер этого замка.
— Он там один?
— Да, сын мой, один.
— И бедняга должен умереть? — спросил Робин.
— Да, завтра на рассвете.
— Вы уверены, святой отец, что осужденного не казнят еще до утра?
— Уверен. Увы! Ведь это так скоро! Твой слова огорчают меня, дитя мое. Ты что, желаешь смерти твоего брата?
— Нет, святой старец, нет, тысячу раз нет! Я отдал бы за него свою жизнь. Я знаю этого несчастного, отец мой, знаю и люблю. Вы не скажете, к какой казни его приговорили? И не знаете ли вы, где его казнят — в замке или за его стенами?
— Тюремщик мне сказал, что этого беднягу отведет на виселицу ноттингемский палач; приказано повесить его прилюдно на городской площади.
— Помоги нам, Боже! — прошептал Робин. — Святой отец, — добавил он, беря старика за руку, — не окажете ли вы мне услугу по доброте своей?
— Чего ты хочешь от меня, сын мой?
— Я хочу, я прошу вас, отец мой, чтобы вы вернулись в замок и попросили барона оказать вам милость и разрешить сопровождать пленника до подножия виселицы.
— Я уже добился этой милости, сын мой: я буду завтра утром рядом с вашим другом.
— Да благословит вас Бог, святой отец, да благословит вас Бог. Мне нужно сказать нечто очень важное тому, кто завтра идет на смерть, и я хотел попросить вас, добрый старец, передать это ему от моего имени. Завтра утром я буду здесь, под этими деревьями. Будьте так добры, прежде чем вы войдете в замок, выслушать мои слова.
— Я непременно встречусь с тобой здесь завтра, сын мой.
— Спасибо, отец мой, до завтра.
— До завтра, и да будет мир с тобой!
Робин почтительно поклонился, и пилигрим, скрестив руки на груди и шепча молитвы, ушел.
— До завтра, — повторил Робин, — и посмотрим, будет ли Уилл повешен!
— Нужно будет, — заметил Хэл, внимательно слушавший разговор Робина с пилигримом, — разместить ваших людей поближе к месту казни.
— Они будут стоять так, чтобы им был слышен звук рога, — ответил Робин.
— А как вы их спрячете от солдат?
— Не беспокойтесь об этом, дорогой Хэлберт, — ответил Робин, — мои веселые лесные братья уже давно научились становиться невидимыми, даже на большой дороге, и, поверьте мне, они не станут ходить вокруг солдат барона, а появятся на сцене только по условному сигналу.
— Мне кажется, вы настолько верите в успех, дорогой Робин, — сказал Аллан, — что я хотел бы иметь хоть часть вашей нынешней уверенности в отношении своих собственных дел.
— Рыцарь, — ответил Робин, — позвольте мне только освободить Уильяма, доставить его в Барнсдейл, передать с рук на руки его дорогой женушке, и мы займемся леди Кристабель. Ведь венчание должно состояться еще через несколько дней, и у нас есть время подготовиться к серьезной борьбе с лордом Фиц-Олвином.
— Я хочу войти в замок, — сказал Аллан, — и так или иначе выяснить тайну этой комедии. Если барон счел возможным нарушить свои обязательства, пренебрегая честью и порядочностью, то я буду считать себя вправе пренебречь почтением, которое я ему обязан оказывать, и любым способом сделать так, чтобы леди Кристабель стала моей женой.