Робинзонетта

– Подожди, ты увидишь, что было дальше. Этот случай наделал шуму во всем доме. Все стали говорить, что мне нельзя больше оставаться у дяди Мишара и что меня надо поместить в другое место. Меня оставили у него два дня, потом отвели к одной старушке, которая держала маленькую лавочку. Моя обязанность была поддерживать чистоту в лавке и помогать по хозяйству. Мне это не было трудно. Я так много работала у дяди Мишара, что мне казалось, здесь я весь день ничего не делаю. Я просто страдала от безделья. А самое неприятное, что эта дама не могла видеть мои волосы распущенными. Она завязала их узлом и заставила носить так. Ах, это для меня было настоящей пыткой!.. Ночью, когда она спала, я их потихоньку распускала, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя свободнее… Но я все переносила, чтобы прокормить себя, хотя, по правде сказать, я часто голодала.

– Вот еще! – воскликнул Пьер. – Значит, она не давала тебе есть?

– Если и давала, то ровно столько, сколько ела сама, а ей очень мало надо было! Утром мы пили холодное молоко, по полстакана каждая, и закусывали коркой хлеба, размером с мои два пальца. В полдень мы съедали двойное количество хлеба с маленьким кусочком сыра, в самом лучшем случае еще яйцо всмятку. А вечером – то же самое, что утром: холодное молоко и корка хлеба.

– И ты никогда ей не жаловалась, что голодна? Ведь тебе же, наверное, все время хотелось есть.

– Да, действительно я была голодна; но я боялась рассердить ее. По вечерам у меня просто горело в груди, я чувствовала себя очень плохо; но я пила воду – хоть в этом она мне не препятствовала – и шла спать; во сне боль проходила.

– И ты долго выдержала у нее?

– Немного меньше, чем у дяди Мишара, – два с половиной месяца.

– Не думаю, что ты очень потолстела за это время!

– Еще бы! Человек, который привел меня к старушке, проходил иногда мимо лавочки и каждый раз говорил ей: «Странно, какая она худенькая и какая бледная!» и спрашивал меня, не больна ли я; я ему отвечала: «Нет»; а если бы я была недовольна, то отвечала бы ему: «Да».

– Нельзя сказать, что ты была слишком взыскательна!

– Но, Боже мой, старушка ведь относилась ко мне очень хорошо! Она меня никогда не била и работы у нее было очень мало.

– Но она тебя заставляла умирать с голоду.

– Нельзя же иметь все сразу.

– Ну, так что, ты ее наконец оставила?

– Да, я была вынуждена. Одна дама однажды накупила множество вещей в нашей лавочке; я их отнесла к ней. В благодарность она мне дала несколько сантимов. Возвращаясь от нее, я увидела в окне булочной прекрасную булку. Деньги по праву принадлежали мне, и я купила булку. А так как я очень боялась опоздать, за что мне попало бы, я и поторопилась съесть булку по дороге… Ах, какой вкусной показалась она мне! Как давно мне не приходилось есть что-нибудь с таким удовольствием! Но случилось так, что хозяйка увидела меня в конце улицы с последним куском в руках! Она разговаривала с двумя женщинами перед лавкой. Я прихожу. Хозяйка спрашивает: «Что за хлеб ты ела?» Я ей все рассказала. Она пришла в страшный гнев: «Что ты говоришь, несчастная? Что ты была голодна? Слышите ли вы? Ведь можно подумать, что я ей отказываю в еде!..» Я сказала: «Нет, нет! Это было не так! Булка была такая поджаристая, такая заманчивая, и я ее купила на деньги, которые мне дали». «Вы слышите эту маленькую лакомку! – закричала хозяйка. – Она хочет осрамить меня, распустить обо мне дурную славу! Прочь отсюда, дурочка! Прочь, бесстыдница, лгунья!». «Лгунья?» – повторила я. «Да, – сказала она, – кто даст ей деньги на хлеб? Она, наверное, выпросила их. Уходи, нищенка, уходи!» Я ответила: «Хорошо, я уйду!»

И я ушла. Я могла терпела голод, но позволить называть себя лгуньей, тогда как я никогда не врала, и нищенкой, тогда как я никогда не просила милостыни, помня завещание матери, было выше моих сил.

Я отправилась к даме, которая дала мне деньги, и все ей рассказала. Она меня подробно расспросила о моей жизни у торговки. Потом она пошла и поговорила с мужчиной, жившим в том же доме, где кузина Мариетта, который отвел меня к лавочнице. В ожидании нового места она оставила меня у себя. Ах, если бы можно было пробыть у нее подольше!..

У нее возникла мысль отдать меня в учение, и скоро она нашла мне новую хозяйку.