Напевая такую песенку, Сону принялся чистить обувь всем желающим. А желающих, к удивлению, набралось хоть отбавляй. Сону работал не хуже эквилибриста в цирке: щетки у него были точно живые, а бархотка, извиваясь, ластилась к туфлям будто кошечка. Ребятишки отходили, любуясь начищенными до блеска туфлями, и в мешок, который Сону оставил открытым, со звоном сыпалась мелочь. Это были его трудовые деньги. Прежде Сону как-то не доводилось чистить обувь однокашникам, и сейчас он блеснул перед ними своим мастерством. И ему ничуть не было стыдно: кто стыдится своего труда, если к тому же он и выполнен на совесть?
Сону одержал верх: теперь все в один голос восхищались его смекалкой, бесстрашием и мастерством. И теперь всем очень хотелось, чтобы Сону непременно поехал на экскурсию вместе с ними. Поэтому перед Сону даже выстроилась очередь: всем неожиданно захотелось почистить у него туфли. В очереди теснились даже те, чьи туфли еще с утра были начищены. В глазах учеников Сону сейчас олицетворял честь и достоинство каждого из них, всей школы в целом, и желание во что бы то ни стало почистить у него обувь было равнозначно дружески протянутой руке.
Пароход еще не отошел, а недостающие пятнадцать рупий были уже собраны и торжественно вручены директору. Классный руководитель крепко обнял мальчика и, обращаясь ко всем, прочувствованно добавил, что именно так добиваются поставленной цели. Малыши тут же окружили Сону и стали петь, танцевать, хлопать в ладошки. В стороне от общей радости остались только Вишну и пара его дружков. Сынки богатых и знатных, они смотрели на Сону сверху вниз — фи, какой-то чумазый чистильщик! — но Сону уже привык к этому и не обращал на них никакого внимания.
В шуме и веселье день прошел незаметно. Детей пленила красота моря.
Наступила южная ночь, полная неповторимого очарования. Ребятишки стали укладываться. Сону и Касим отыскали укромное местечко на верхней палубе и, разложив постель Касима, улеглись рядышком.
Однако не успели они расположиться, как откуда-то явился Вишну.
— Это мое место! — стал задираться он, — А ну-ка, забирайте свою постель да проваливайте поживей! Я тут буду спать!
Друзьям поначалу хотелось хорошенько проучить нахала. Конечно Вишну был сильный, но вдвоем они сумели бы намять ему бока. Касим уже готов был кинуться в драку, но Сону остудил его. Затевать драку в первый же день так хорошо начавшейся экскурсии — что могло быть хуже? Поэтому Сону молча стал сворачивать постель.
— Ты что это вздумал? — наскочил на него Касим. — Это место наше ,и мы никуда отсюда не уйдем!
— А ну его! — махнул рукой Сону и застегнул ремни. — Пусть занимает это место, если ему так хочется. А мы найдем себе другое, ничем не хуже. Смотри, сколько места на палубе! Пусть занимает… Может, тут действительно клад, а сторожить некому.
Сону вскинул узел на плечо, и Касим скрепя сердце последовал за ним. Вишну с победным видом тотчас же притащил сюда свою постель.
А Касим и Сону отошли на другой конец палубы и, раскатав постель, быстро улеглись. Черное небо было усыпано бесчисленными звездами, и они сияли еще ярче в кромешной тьме, плотно окутавшей пароход. Звезды кротко мерцали, точно глазки малышей, которых безудержно клонит ко сну. «Может, они тоже направляются на экскурсию, как и мы?» — сонно подумал Сону. Веки у него налились свинцовой тяжестью, и он крепко заснул под шорох волн за кормой и равномерный гул машины где-то внизу.
Среди ночи он проснулся. Пронзительно выл ветер. Пароход мотало. Он то вздымался на крутую волну, то падал в какую-то черную пропасть, и соленый фонтан окатывал палубу. Среди черных туч, окутавших небо, что-то глухо рокотало, изредка сверкала молния, все вокруг озарялось ослепительным, мертвенно-белым, светом, и следом оглушительный грохот обрушивался на море. Волны, казалось, вздымались до самого неба, с ревом обрушиваясь на старенькую, видавшую виды посудину. Начался дождь, очень скоро превратившийся в настоящий тропический ливень. Теперь кругом была сплошная вода: вода лилась с неба, вода волнами перекатывалась в море, водой была залита вся палуба. Постель была хоть выжимай, а сами они промокли до последней нитки. Дети поменьше и девчонки подняли рев: когда накатывала очередная волна, казалось, что тысячетонный молот обрушивается на металлическое тело судна, пароход скрипел, и дети боялись, что он развалится и все они потонут в море.
Внезапно на нижней палубе тревожно и часто зазвонил сигнальный колокол, возвещая что-то недоброе, а следом, мокрый с головы до пят, по трапу с трудом взобрался кто-то из учителей, осветив палубу карманным фонариком.
— На нижнюю палубу! — сквозь шум и грохот прокричал он. — Всем немедленно спуститься на нижнюю палубу! Пароход придется покинуть! В трюме пробоина. Вода посту…
Все остальное потонуло в грохоте. Налетел свирепый порыв ветра, через палубу прокатилась тяжелая волна, сбив с ног учителя и погасив его фонарик.