Робинзоны космоса. Бегство Земли. Романы. Рассказы

Затем он сменил тему разговора и принялся расспрашивать, как идут дела на электростанции, снова расхохотался, когда я сказал, что генераторы вышли из строя. На следующий день он был на ногах даже раньше меня. Через два дня я вынужден был уехать, сначала — в Тулузу, потом — в Африку.

Вскоре я получил от него короткое письмо. Генераторы заработали так же загадочно, как и поломались. Поль сообщал также, что намерен оставить свою нынешнюю должность и поступить в университет Клермон-Феррана, чтобы «поучиться» (это слово было в кавычках) у профессора Тьебодара, знаменитого лауреата Нобелевской премии.

По счастливой случайности, едва я защитил в том году диссертацию, как в том же самом университете открылась вакансия, и мне предложили прочесть курс лекций. Тотчас же по прибытии я бросился разыскивать Поля, но ни дома, ни на факультете его не оказалось. Нашел я его в нескольких километрах от Клермона, в центре ядерных исследований, которым руководил сам Тьебодар.

Проникнуть в центр было сложно даже для работника университета, и мне пришлось сделать письменный запрос, адресованный самому директору. Вахтер не стал от меня скрывать, что шансов на успех у меня практически нет, однако, к его величайшему удивлению, меня тотчас же приняли. Тьебодар находился в своем кабинете, где сидел за столом, на котором необычайно аккуратными стопками были разложены всяческие бумаги. Он сразу же, не ходя вокруг да около, принялся расспрашивать меня о Поле.

— Давно вы его знаете?

— С самого рождения. Мы вместе учились.

— Он был силен в математике еще в лицее?

— Силен? Скорее средних способностей. Но почему вы спрашиваете?

— Почему? — взревел он. — Да потому, мсье, что он, несомненно, величайший из современных математиков, а вскоре станет еще и самым великим физиком! Он меня поражает — да что там: просто ошеломляет! Является ко мне какой-то рядовой инженеришка, скромно просит возможности поработать под моим руководством и за полгода делает больше важных открытий, чем я за всю свою жизнь! И с какой легкостью! Словно это его забавляет! Когда мы сталкиваемся с какой-либо сложнейшей проблемой, он улыбается, удаляется домой, а назавтра приходит с готовым решением!

Тьебодар немного успокоился.

— Все расчеты он делает только у себя дома. Всего лишь раз мне удалось заставить его поработать в его кабинете, у меня на глазах. Он нашел решение за полчаса! И самое интересное, у меня тогда сложилось впечатление, что он его уже знал и просто-напросто старался вспомнить. Иногда, как мне кажется, он делает все для того, чтобы упростить свои расчеты — лишь бы их смог понять я, я, Тьебодар! Я навел справки у его бывшего директора. Тот сказал, что Дюпон, конечно, неплохой инженер, но звезд с неба не хватает! Если этот удар молнии превратил его в гения, то я тотчас отправляюсь на станцию и буду торчать возле генератора во время каждой грозы! Ну да ладно. Вы найдете его в блоке № 4 — там у нас находится беватрон. Но сами туда не входите! Пусть его вызовут. Вот ваш пропуск.

Поль ужасно обрадовался, когда узнал, что отныне я буду жить в Клермоне. Вскоре у нас вошло в привычку наведываться друг к другу в лаборатории, а поскольку оба мы были холостяками, то и обедали мы вместе в одном ресторане. По воскресеньям я часто выходил с ним по вечерам поразвлечься, а однажды он целую неделю провел со мной в походе по горному массиву Пюи-де-Дом. Именно тогда он разработал теорию вулканизма, в основе которой лежит ядерная физика, — в списке работ эта теория, немало меня изумившая, фигурирует под № 17.

Характер его заметно изменился. Если раньше он был скорее холоден, спокоен и неприметен, то теперь у него появились властность и явное стремление повелевать. Все более и более бурные столкновения происходили у него с Тьебодаром, человеком прекрасным, но вспыльчивым, который, несмотря ни на что, продолжал считать Поля своим преемником на посту руководителя Ядерного центра. Во время одной из этих стычек передо мной и начала приоткрываться завеса тайны.

Меня теперь хорошо знали в Центре, и у меня был постоянный пропуск для входа на территорию. Однажды, проходя мимо кабинета Тьебодара, я услышал их раскатистые голоса.

— Нет, Дюпон, тысячу раз нет! — кричал профессор. — Это уже чистейший идиотизм! Это противоречит принципу сохранения энергии и математически — вы слышите? — ма-те-ма-ти-чес-ки невозможно!

— С вашей математикой, может и так, — спокойным тоном ответил Поль.

— То есть как это — с моей математикой? У вас что, есть другая? Так изложите ее принципы, черт возьми, изложите!

— Изложу, обязательно изложу! — взорвался Поль. — И вы ничего в них не поймете! Потому что эта математика ушла от вашей на тысячи лет вперед!

— На тысячи лет, вы только его послушайте! — слащавым голосом проговорил профессор. — И на сколько же тысяч, позвольте узнать?

— Ах, если бы я только знал!

Хлопнула дверь, и Поль возник передо мною.

— А! Ты здесь. Слышал?

Он выглядел крайне возбужденным.