Робинзоны космоса (сборник)

Тинкар был хорошо обученным человеком, знавшим все опасности космоса, а потому хладнокровно оценил свои ресурсы: воздуха на двадцать четыре часа, пищевые высококалорийные концентраты на десять суток, электрические батареи на месяц работы.

— Итак, я умру от удушья, — вполголоса произнес он. — А вернее, почувствовав, что конец близок, отключу ток, чтобы замерзнуть, а не сгнить… а быть может, сниму шлем!

Он отрицательно покачал головой. Снять шлем? Это было бы самоубийством, а кодекс чести Гвардии самоубийства не допускал: офицер продолжает бороться даже тогда, когда иссякают все надежды.

Чтобы успокоить совесть, он включил радио, послал вызов. Радиус действия передатчика был невелик, к тому же Тинкар был уверен, что ни один дружеский звездолет не находится в этом уголке Пространства. А что касается врагов, то их было слишком мало для того, чтобы они могли оказаться так далеко от планеты.

На его вызов никто не ответил. Он поставил переключатель на автоматическую передачу сигнала SOS, а сам стал прослушивать позывные на частотах имперского флота. Ничего, лишь привычные шумы Пространства, голоса туманностей. Только помехи и приглушенный свист клапанов подачи воздуха. Тинкар решил подождать. Теперь он вращался очень медленно и мог полностью остановить вращение. Но оно ему не мешало, напротив, позволяло наблюдать за космосом.

Он бросил взгляд на часы и вздрогнул: он падал уже целый час. Всего лишь час. Час. Еще двадцать три отрезка вечности — и он будет мертв. Дыхание станет коротким, в ушах загудит, рот откроется, пытаясь втянуть воздух. А потом — медленное скольжение во мрак смерти. И наконец (он надеялся на это), рай для воителей, его он заслужил наверняка.

Тинкар не был метафизиком. Религиозность вообще не поощрялась в Гвардии. «Подчиняйся Императору и своим начальникам, следуй правилам, храбро сражайся, будь верным до самой смерти, и тогда тебе нечего бояться». Он следовал всем этим заповедям. Но в последний час его вдруг посетило сомнение. У народа была другая религия: она не ограничивалась одной воинской доблестью. Та религия требовала еще и любви к ближнему, и отказа от убийства. Как народ мог примирять эту последнюю заповедь со своими жесточайшими бунтами? Тинкар этого никогда не мог понять. Империя поддерживала религию ненасилия среди плебса, но не среди гвардейцев. «Не убий!» Он вспомнил о полицейских, распятых рядом с храмом в самом начале восстания. «Не убий»«Правда, в священных писаниях этой религии встречалось и другое высказывание: „Кто с мечом придет, тот от меча и погибнет…“

Добрые сказки для детишек. Как создать и сохранить Империю, не убивая? Впрочем, даже если Бог был таким, каким его описывали священники из народа, он не мог питать зла на него, Тинкара, за то, каким он был. Разве он мог поступать иначе? Он был похищен Гвардией, чтобы получить воспитание солдата почти с самого рождения. О родителях у него сохранились весьма смутные воспоминания. Ему казалось, что мать его была светлой длинноволосой женщиной… А отец всегда представлялся ему огромным расплывчатым силуэтом…

Жизнь Тинкара проходила сначала в обществе кадетов, затем в обществе гвардейцев. Каждую минуту времени занимали учеба, физическая подготовка, бесконечные маневры на Земле, в Пространстве или на других, обычно адских планетах. В качестве отдыха им предоставляли евгенические центры, где их потчевали девицами из народа, напуганными, накачанными наркотиками, покорными и ненавидящими. Говорить с ними было запрещено. Вначале он с нетерпением ждал этих каникул, как и все остальные. Потом у него возникло ощущение, что после подобных развлечений он опускается также низко, как и эти девицы. Он вспомнил слова своего приятеля Гекора, его последнее высказывание: «До каких пор Император будет держать нас за жеребцов?»

Он больше не видел Гекора. Того в тот же день перевели в маршевую роту, и он «погиб славной смертью в честь Императора» в какой-то банальной пограничной схватке с хронами, тулмами или еще какими-то негуманоидами.

Тинкар падал среди звезд. Он снова поглядел на часы: воздуха оставалось на пять часов. Мало-помалу тело цепенело. Мысли вращались по кругу, выхватывая из памяти, казалось бы, навсегда забытые образы и события: вспышка ярости в одиннадцать лет, когда его избил старший кадет, тогдашние горькие слезы — он страдал не столько от боли, сколько от уязвленного самолюбия: как бы ни было больно, настоящий воин плакать не должен. Девушка из народа, которую он мельком заметил на улице и которой улыбнулся в тот теплый весенний вечер, получив в ответ ненавидящий и презрительный взгляд. Труп собаки на пороге разграбленного дома…

Он падал. Кислородный клапан свистел в ухо: секундой меньше, секундой меньше… Его вновь охватил стыд за невыполненное задание. Быть может, Империя рухнет из-за его промашки? Ему следовало проверить гитроны, хороший офицер проверяет все на корабле лично. Но как бы он это сделал, ведь был приказ стартовать немедленно? Нет, он не мог помешать этому саботажу. А когда вышел в космос, было уже поздно…