Робкий ангел возмездия

– Ты моя умница, – отец погладил дочь по красивым русым локонам и достал из кармана шкатулку. – Тогда ты должна сегодня подарить подарок своему жениху, такова традиция. Смотри, это новинка, называется «запонки», крепятся вместо завязок на рукава рубашки, только богатые и знатные мужчины могут себе это позволить. Я отдал за них сегодня сто пятьдесят гульденов. Остальные вопросы мы обговорим с графом без тебя.

Габриэль увидела в шкатулке два мудрёных украшения, они были абсолютно одинаковы, с одной стороны это была золотая пластина без всяких излишеств, а вот с другой она была сделана как распустившийся цветок, в середине находилась большая черная жемчужина, а вокруг нее все было в россыпи бриллиантов. Две такие неодинаковые половины соединяла небольшая золотая цепочка.

– Хорошо, папочка, – ответила Габриэль и нетерпеливо добавила: – А мне подарки будут?

Шкатулка с подарком утонула в кармане ее платья, более не удостоившись внимания именинницы.

Десять дней до Нового года

У Марии Ивановны Денисовой, почетного офисного работника, кончились силы. Она всегда считала себя сильной, и когда кто-то смел ее жалеть, Маня, смеясь в лицо, говорила:

– Глупости, я самая счастливая и у меня все хорошо, – ну, во-первых, так рекомендовала делать ее любимая писательница Наталья Правдина, защитница и помощница всех несчастных женщин, а во-вторых, она не любила, когда ее жалеют, это категорически не сочеталось с ее воспитанием в духе леди.

С самого детства ее воспитывали с мыслью, что леди не имеет морального права показывать, что у нее какие-либо неприятности, для окружающих у леди всегда все хорошо. Улыбаться при любых обстоятельствах, а если слезы все-таки потекли предательски из глаз, есть два варианта: смех или соринка. Леди всегда сохраняет собственное достоинство и уважение к окружающим.

Но только что случилось страшное, только что начальство вызвало Марью Ивановну и сообщило ей новость, от которой она не смогла сдержаться и расплакалась прям в кабинете начальства, – ее увольняют. Не дают даже отработать, как положено, две недели, а если она будет сопротивляться, грозили уволить по статье. Был бы человек, как говорится, а статья найдется.

И вот сейчас, за десять дней до Нового года, она вспомнила все беды, что нанесла ей жизнь, все свои несчастья. Ей сорок лет, она не замужем и никогда, скорее всего, уже не будет, у нее нет детей, и это самое большое ее личное горе. Еще она до сих пор живет с родителями, ну, это, скорее, из-за того, что Маня до жути боится спать одна в квартире, но все-таки факт. Апогеем же ее невезучести стало увольнение с работы, просто потому что кризис, просто потому что ее не жалко, а то, что она отдала этой фирме свои лучшие девятнадцать лет, никого уже не волновало.

– Маш, не плачь, – к столу, за которым Мария обливала слезами свое невезение, подошла ее коллега Лариса, они последние два года делили один кабинет и, как казалось самой Марии, даже немного дружили. Лариса, худая, с заостренными чертами лица, узкими губами, маленькими глазами и длинным острым носом, выглядела несколько отталкивающе. Она была моложе Мани на пять лет, но в свои тридцать пять имела двоих детей, мужа и совершенно не имела принципов.

– Ну, представь, если бы уволили меня? – продолжала утешать Лариса. – У меня двое детей, и муж – козел, который работает за десять тысяч и шевелиться больше не хочет, и свекровь больная, которую я как факел тащу индивидуально. А ты одна, никто на шее не сидит, живешь с родителями, тебе легче, найдешь работу даже лучше, чем этот клоповник.