Робот

Время от времени сознание возвращалось. Тогда я слышал отдаленный грохот взрывов, сотрясавших самими основами убежища. Им вторило более тихое стрекотание автоматов. Обычное оружие еще не вышло из обращения, - размышлял я, - излучатели резали бы тела бесшумно. Неужто они дрались только ради имени коменданта? По крайней мере, в этом вопросе Механизм оставил им свободу выбора; а вне этого выбора за свои действия они не отвечали.

Итак, конец. А мне казалось, будто вся жизнь впереди. И свои видения я строил на иллюзии, будто бы Ина стояла на первом плане. Кратковременное переходное состояние, объединение и долгий совместный путь - такой вот пейзаж; я соткал его из туманных предпосылок, будто бы жил среди одних людей. Но правда: я сопротивлялся течению, что несло все вокруг меня. Ну вот: я остался, а течение сплыло.

Понимать или чувствовать? - внезапно мне вспомнились те самые страшные глаза. Четыре свободные переборки продолжали ждать, где-то на краю муравейника плененных зениц. Кто должен был вскоре занять эти места? Люди среди машин - разбитые, тщательно перемешанные с ними и - что самое удивительное - внешне настолько похожие, мы не могли отыскать друг друга, даже относительно самих себя, не говоря уже о том, чтобы договориться, понять и погрузиться в том, что здесь было лишь пустым термином - доверии. Мы не умели выделить, отличить себя от них: настолько мы были законспирированы. Ведь если бы не это глубочайшее укрытие, сколько времени прожили бы здесь те из нас - безумцы - которые хотя бы разок выдали себя среди них одним неосторожным жестом, слогом, одним лишь предсказанием мысли? Как долго могли выжить те два не известных мне настоящих человека, которые до сих пор не были демаскированы как личности в однородном поле, посторонние тела в сплоченной конструкции, эти двое последних - если их, как ранее меня, их не посчитали сумасшедшими?

Они победили. Не люди и не животные - машины. Только они одни были неуничтожимы; их можно было умножать до бесконечности.

Когда в течение тысячелетий люди, засмотревшись в свои внешние формы, обманывались тем, что именно эти формы: пальцы на руках, уши, глаза, прямохождение, а прежде всего, мозг, очеловечат их, многие задавали себе вопрос: что произойдет в неизбежном будущем, когда прямоходящий манекен, покрытый снаружи и набитый изнутри синтетической плотью, надлежащим образом пошевелит своими конечностями и, обратив заполненную электронными мозгами голову к своему создателю, произнесет необыкновенно убедительным тоном: "Человек - это как раз я!". И многие футурологи испытывали всю угрозу подобной возможности, которая равнялась видению упадка человека как выделенного вида и значимости, ведь можно было представить также и то, что такое до совершенства подделанное творение испытывает боль или наслаждение, что время от времени оно боится, чего-то желает и, бывает, нежным голоском признается в любви; ведь все в нем, любые чувства и проявления можно было вызвать, введя в его внутренности аналогичные системы, которые бы различные состояния - в конце концов, это было бы исключительно технологической проблемой. Можно было себе представить, что лишь тогда - а не значительно раньше - в эпоху, создающую возможность производства громадного количества подобного рода роботов, всплывет и моральная проблема, абсолютно неразрешимая при отсутствии каких-либо отличительных критериев. Проблема? Конечно: потому что отключить автомат или убить человека - это совершенно разные вещи.

Сколько же обманов принесла блаженная уверенность, что до машины приказ мог дойти только по проводам в виде импульса тока или же посредством радио с помощью электромагнитной волны, излучаемой генератором и поглощаемой резонатором, но ни в коем случае путем, прекрасно известным даже детям: механическим, преодолевая расстояние гортань - ухо, то есть, в форме словесно отданной команды! В данном случае должны были отпасть критерии разума и сердца: первые - поскольку электронный мозг действовал более эффективно, чем естественный; а вторые - поскольку добро и зло менялись местами в зависимости от точки зрения. Имелись различные формы передачи приказов, и эти команды направлялись различным устройствам; но в хаосе несущественных понятий лишь вольная воля могла сотворить человека, воля, равнозначная ответственности за свои собственные действия, существование которой проявлялось через отношение к приказу.