- Хватит уже бредней, - разозлился он. - Вы все выше витаете в облаках, а вот железо придется грызть собственными зубами.
- Вы бы хоть меня развязали, - напомнил я.
- Правильно.
Раниэль присел рядом со мной.
- Оставьте его! - воспротивился Коорец. - Кому какое-дело до сломанной дрели. Он нас отсюда не вытащит. Так что пусть повоет.
- В данный момент... кем бы... он ни был, - бормотал Раниэль, уцепившись зубами за первый узел, - это живое существо... которое страдает.
- Отойди от него, а то позову Сента!
Раниэль поднялся и с презрением поглядел на Коореца. В конце концов, махнул рукой и вернулся на топчан. Коорец, стоя у двери, грозно следил за ним. Я же отвернул голову к стене, чтобы хотя бы не видеть этой гнусной рожи. Мне хотелось спросить, какую выгоду принесло ему бриллиантовое колье, которое он своровал в городе, чего достиг благодаря сговору с Уневорисом-Роботом против Ины, но до меня вовремя дошло, что беседа с ним не имела бы никакого смысла: это была самая настоящая скотина в человеческом теле; именно потому Механизм и не стал превращать его в машину.
Прошел еще час. Я размышлял о лифтовой шахте, которой угрожала катастрофа, и о холодном укрытии Ины, погруженном во мраке ртутной ночи, что со всех сторон окружала ее мертвое тело. Наверняка ли бы выбрала она смерть, как выбрал ее я, вместо имитации жизни в когтях механизма? Призрак этого горького вопроса мучил меня словно зубная боль. Я попытался подумать о чем-нибудь другом.
Ствол излучателя, подпирающий потолочное перекрытие шахты, уже целую секунду своими концами врезался в мягкую сталь балки и постамента. Материал орудия наверняка был достаточно твердым, чтобы выдержать тяжесть даже в несколько раз большую, но на самых концах пригодились бы дополнительные опоры.
- Что бы случилось, - спросил я у Раниэля, - если бы кто-то из здешних случайно остался в городе? Получается, что он не смог бы пробраться в убежище. - Я указал жестом головы на решетку. - Прутья заделаны в стенку глубоко. Чтобы прорваться, нужен разве что танк.
- Это уже не имеет никакого значения, - ответил тот. - Нас всего лишь закрыли на ключ. А из сегмента в город есть еще два прохода. Они даже более известны, чем этот. Я их сам видел. Выход одного из каналов ведет в подвал какого-то небоскреба, а второго - на газон разворотного круга.
Где-то до трех ночи я провел в полусне. И все это время у меня в ушах звенели последние слова Раниэля. И под их влиянием мне приснились несколько чудесных событий. К примеру, я представил, будто какое-то дружественное нам создание подплыла к нам со стороны мира статуй и разрезало ацетиленовой горелкой все прутья; потом совершенно иной бред: мне приснилось, будто наступило долго ожидаемое состояние невесомости, и среди летающей в воздухе мебели зависли тела Алина с Сентом, которые, желая хоть как-то умолить рассерженное божество, ничего не осознавая от ужаса, как можно скорее открыли двери нашей камеры и, приглашая нас выйти, отбивали перед нами земные поклоны.
Во время триумфального похода по коридору я проснулся окончательно и попал прямиком в грубые объятия действительности:
- Через три часа за вами придут.
Я приподнял голову: это Коорец, которому не спалось, отмерил время до ожидающей меня сессии суда присяжных роботов.
Я приложил разгоряченную щеку к луже на полу возле своей головы. Еще в полночь, когда Раниэль вылил воду на Коореца, брызги приклеили мне к лицу какой-то затоптанный листок. Тогда я сдул его с носа. Тот перевернулся и упал на расстоянии ладони. В моем поле зрения он лежал уже часа три, поэтому - обездвиженный веревкой - я глядел на него по неизбежности, но видел лишь белое пятно. Теперь же я глянул на него чуть ли не в сотый раз, и внезапно мои глаза сфокусировались на нем. Чтобы разобраться в нем мне понадобилось несколько минут.
- Слушайте, - дрожащим голосом шепнул я. - Мы спасены!
Коорец пихнул локтем Раниэля в бок:
- Придется сунуть ему в рот кляп, потому что будет доставать нас до самого утра.
- Мы спасены, - повторил я. - Есть идея. Только развяжите меня.
Коорец приблизился ко мне, держа в руках грязную тряпку. Он хотел сунуть ее мне в рот, но Раниэль схватил со стола какой-то предмет и заступил дорогу.
- Прочь! - прошипел он, багровея от гнева, при этом замахнулся кулаком, в котором держал разбитую на конце крупную ампулу.
Для Коореца это не было достаточно убедительным аргументом, поскольку при росте почти в два метра он весил более ста килограммов. Но отблеск острого конца ампулы и цвет вытекающей оттуда жидкости что-то напомнили ему, и он остановился.
- Еще мгновение, и у нас тут прибавится новый препарат! - продолжил Раниэль тем же тоном, только на октаву выше. - И препаратом этим станете вы. Разве не видите, что у него не поступает кровь к мозгу, вот он и сходит с ума от боли. Я его развяжу, и ему полегчает.
Он присел рядом и развязал меня.
Мы выйдем отсюда, благодаря невольной помощи Уневориса, - сказал я после того, как хоть немного расправил кости.
И я прочитал им вслух содержание листка:
Коменданту убежища,
генералу Бакли
4-III, 21-00