Роботы не умирают (сборник)

В этот момент Мартин начинал явственно ощущать жар, исходящий от разгорающегося костра. Жар, охватывал, обжигал, уничтожал. Он чувствовал запах сгоревшей одежды, как надуваются и лопаются волдыри на ногах, как тлеют волосы… Он начинал ощущать ту нечеловеческую боль, которую должен вынести приговоренный к сожжению, пока не потеряет сознание. Он начинал жадно вдыхать черный дым, чтобы скорее отключиться. Наконец в глазах темнело, и он чувствовал, что падает куда-то, раскинув руки, словно оказывался в невесомости.

Обычно он просыпался в этот момент от собственного крика, и с ужасом смотрел на руки и ноги – сильно ли обгорели? Сможет ли он еще когда-нибудь ходить? А убедившись в их сохранности, ощупывал лицо. Должно быть, там теперь страшная обожженная маска! Но и это не подтверждалось, только тогда Мартин начинал понимать, что произошедшая казнь – это сон. Просто страшный сон. Он с облегчением и обидой падал на подушки, как ребенок, которого напугали зря…

Ситуация в этом кошмаре повторялась. Не всегда Мартина убивали на площади. Он оказывался в разных эпохах, примеряя на себя самые разные роли. Он ощущал себя рабом, забитым насмерть, был солдатом, казненным на глазах легиона. Он стоял у стенки в веренице ни в чем не повинных людей и был единственным, кто сорвал черную повязку с глаз, и обжег взглядом своих палачей.

– Я верю, что свобода восторжествует! Вы можете убить мое тело, но мой дух никогда! – он произносил слова, и они доносились до его слуха, как чужие. Он умирал и рождался, вновь и вновь испытывая муки, каждый раз отказываясь терять надежду. После таких снов Мартин еще несколько дней ходил больной, с шумом в голове и множеством незаданных вопросов…

Иногда ему казалось, что и сейчас его жизнь подчинена поискам справедливости и истины. Просто часто он не ощущал в себе сил на это, не чувствовал уверенности в себе. Он понимал, что сны не могут быть просто картинкой, которую он видел когда-то. Мартин чувствовал, что был большой частью чего-то важного. После этих снов, он снова ощущал эту причастность, но, не умея понять, ощутить, частью чего именно, вскоре терял это чувство…

Сейчас Аделина просила его прислушаться к внутреннему голосу. Но если и начинать прислушиваться к ощущениям внутри себя, то голос кричал о бесстрашии, голос призывал не бояться смерти, не бояться боли. Голос нашептывал, что смысл есть. Во всем есть смысл. Поэтому бояться не надо.

– Малыш, тебе нечего бояться. Со мной ничего не может произойти. Слышишь? – он поцеловал ее в теплый лоб. – Со мной ничего не случится.

И почему-то голос Мартина заставил Аделину замолчать, остановил ее слезы.

– Я знаю, что случиться может все, что угодно. Но еще я знаю, что несмотря ни на что, я не могу заставить тебя остаться здесь со мной. Это так глупо, что нужно не плакать, а смеяться. Я знаю, что ничего не могу изменить… Странное, нелепое чувство, – она действительно слегка усмехнулась и тут же нервно вздрогнула, словно от озноба.

– Давай-ка я укрою тебя пледом, и ты немного поспишь, хорошо? Когда я вернусь, ты будешь еще спать. Ты даже не заметишь, что меня нет. Вот увидишь…

Аделина засыпала, дыхание ее становилось глубоким и мерным, как дыхание ребенка, обессиленного истерикой и уснувшего от усталости. Мартин ласково пригладил ее волосы и поправил край пледа, упавший на пол.

– Спи спокойно. Все будет хорошо…

* * *

Отступник продолжал плыть вперед. Его процессор четко выстроил координаты энергетического тоннеля, где он может укрыться от любых преследователей. Осталось только добраться до него. Это будет спасением. Для него и, возможно, для человечества.

Свечение в толще воды привлекло взгляд Отступника. Неужели это оно? Впервые он видел энергетическую воронку, с помощью которой можно переместиться туда, куда он только ни пожелает. Извилистый искрящийся тоннель принял Отступника, закружил на виражах и скрыл от взглядов всех ищеек…

Потом Отступник вспоминал, глядя на тонущее в волнах красное солнце, то, близкое человеческому ощущение истерзанности физического тела, полное истощение и тяжесть. Люди называют это усталостью. «Я страшно устал», – они часто говорят такие слова. И еще: «Я просто умираю от усталости!» Сам не понимая этого, Отступник тоже «просто умирал от усталости». Он не знал, как получилось, что, становясь все ближе к людям, он сам оказывался все человечнее и от этого все слабее. Он начал ощущать не только что-то, напоминающее эмоции, но и физически чувствовать то, что биороботы не чувствуют в принципе: усталость и отголоски телесной боли…