Роботы не умирают (сборник)

Резкий удар прерывает едва прозвучавший крик, возвращая время в обычное русло. Грузовик застыл. Рука хрупкого юноши оставила глубокую вмятину на капоте, остановив машину за минуту до того, как та влетела бы в детскую толпу. Парень серьезно смотрит в лицо водителю, а тот не может вымолвить и слова, беззвучно хватая ртом воздух.

…….

…Мартин всегда останется Мстителем. Эта сторона – мой дар или мое проклятье. Она всегда со мной. Я ухожу, теряясь в толпе. Меня ждут обычные для студента лекции и семинары. Я оставляю за спиной парализованных потрясением людей. И не могу решить, отказался бы я от всего того, что пережил, зная, что тогда сегодня никто не смог бы остановить эту железную махину, несущуюся на детей.

Я знаю, что не стоит жалеть о прошлом и загадывать на будущее. Герой ли я или обычный парень, я знаю, что происходит то, что должно происходить. Я верю, что это имеет смысл.

Марат Каби

Код Спасителя. Начало

Странное чувство – счастье. Мартину никогда не удавалось ощутить его всецело, безоглядно…

Он застегнул запонку на левом манжете, аккуратно поправил рукав пиджака и, глубоко вздохнув, еще раз окинул взглядом свое отражение в зеркале. Четко очерченные скулы, нос с едва заметной горбинкой, синева глаз – совсем, как у матери, это он знает, – в темных волосах кое-где уже дает о себе знать седина, а ведь ему всего тридцать три.

– Что ж, приятель, у тебя были причины поседеть. Теперь уж ничего не поделаешь. Давай-ка, покажи, как ты счастлив, литератор года, – Мартин шутливо обращается к своему отражению и тут же, подчинившись собственным указаниям, растягивает губы в широкой улыбке. Синие глаза остаются так же серьезны, а шутовская улыбка медленно сползает с лица.

– Не так-то просто, приятель? Быть счастливым не так-то просто…

Он садится, устало потирая лоб рукой, проводит ладонями по щекам, да так и замирает, спрятав лицо в ладонях.

Тридцать три года – это немало. Особенно, если на этот срок уже пришлось две смерти… Когда глаза закрыты, а усталость уже слегка туманит сознание, воспоминания становятся невероятно четкими. Мартин не раз думал о том, что он не может с такой четкостью помнить события, происходившие тридцать лет назад, что это его воображение само дорисовывает образ, добавляет красок, подробностей. Иногда Мартину кажется, что он даже может ощутить легкий запах маминых духов, дешевый и прилипчивый запах жевательной резинки, из которой то и дело надувала пузыри девчонка, что сидела напротив, неповторимый запах пыльных сидений поезда, запах колы в прохладной бутылке и запах гари. Страшный запах гари, который Мартин не переносит и сейчас, спустя тридцать лет…

Человеческая память – странная штука. Ему было всего три года, но он запомнил этот день целиком, до мельчайших деталей. Они с мамой собирались за город, она помогала ему натянуть новые ботинки и попутно объясняла:

– Мы приедем на вокзал, я возьму билет, затем мы сядем в поезд. А ты, Марти, не будешь убегать и даже не отпустишь моей руки. На вокзале всегда очень много людей, и нам с тобой никак нельзя потеряться. Ты понял?

– Да. А мы сядем у окна?

– Ну конечно, – мама улыбается, как только одна она умеет – с хитринкой, пробивающейся сквозь добродушие.

– И я буду смотреть на все, что мы будем проезжать, да, мам?

– Ну да, сколько захочешь. Деревья, поля, фермы, коровы…

– Коровы?!

– Да, мой городской мальчик. Настоящие коровы. Те, которые дают молоко. А ты, наверное, думаешь, что оно сразу же появляется в супермаркетах уже в пакетах? – она смеется и щекочет Мартина.

– Живые коровы! Мама! Скорее! – Мартин хохочет и вырывается. Он ужасно хочет взглянуть на коров, которых в Нью-Йорке можно увидеть разве что на картинке в книжке, а еще он хочет поскорее прокатиться на поезде, ведь он ни разу не бывал в таком долгом и далеком путешествии. Все ему кажется наполненным смыслом, живым, все приносит счастье.

Потом был вокзал, поезд, толпа, толкающаяся, шумная, разная, в которой можно потеряться, – все, как предсказывала мама. Мартин вертел головой, стараясь побольше рассмотреть и запомнить, но крепко сжимал мамину руку – меньше всего ему хотелось бы остаться одному в этом неуправляемом вокзальном мире спешащих взрослых… А как ему понравилось его место у окна! Он просто не мог сидеть спокойно, а все ерзал, вставал на колени, вытягивал шею, прислонялся щекой и ладонями к стеклу, чтобы лучше видеть последних забегающих в двери поезда пассажиров. Мама даже прикрикнула на него за то, что он такой непоседа, но тут же рассмеялась, увидев, с каким ошарашенным видом ее сын оторвался на секунду от стекла:

– Посмотри! Столько много людей! И тот дядя с собакой!

– Ну, если с собакой, то смотри, конечно, – она снова улыбнулась. Это его первая поездка на поезде. Пусть это путешествие запомнится сыну, как что-то потрясающее.

Наконец, перрон слегка качнулся и поплыл куда-то назад, увлекая за собой людей, их чемоданы, шляпы, цветные косынки, машущие на прощание руки.

– Мы едем! Мама! Мы поехали!

– Да, поезд тронулся, Марти. Теперь ты можешь сидеть спокойно.